Рембрандт - Аким Волынский

Два других портрета 1633 года представляют собою нечто исключительно замечательное, и в художественном, и в психологическом отношении. Если перед нами только что была девушка – невеста, которая ещё не испытала мужского поцелуя, то теперь мы имеем перед собою два женских лица, в которых что-то уже тронулось. Три стадии переживает лицо женщины: допоцелуйную, поцелуйную и после поцелуйную. Девушка ещё не испытала никакого поцелуя, ни физического, ни мысленного, ни наяву, ни во сне. В свой допоцелуйный период женщина подобна реке, скованной льдом. Каждая девушка является тогда обособленным организмом, участвующим в стихии жизни, но с нею не сливающимся. Речка покрыта льдом. Под льдом она живет, течет, в ней плавают рыбы и собираются водоросли. Но вся жизнь эта пропекает вне интимного контакта с окружающею средою. Речка течет, не оплодотворяя неба испарениями. Воздух кругом не насыщается её влагою. Но вот луч весеннего солнца пригрел лед, и он заколебался, утончился, задвигался. Кое-где образовались трещинки и пробежали расселины. Становится опасно ходить. Вот перед нами девушка в поцелуйную эпоху её бытия. И тут сразу же обозначаются две расы, в их существенных контрастных чертах. Поцелуй по отношению к еврейской девушке является всегда некоторым насилием. Это gcwalt act[63] в глубочайшем смысле слов. Если об этом узнают родные, мать или отец, то в семье поднимется суматоха. Тронут электрический колокольчик, который зазвенел на весь дом. Всё, что делается в этой области у настоящих евреев, делается необычайно серьезно, с оттенком сакраментальности. Поцелуй это приданое, которое накапливается для законного обладателя, а не разбрасывается по сторонам. Сама еврейская девушка бережет поцелуй для брачной постели. Такова целомудренная еврейская девушка. Говоря о двух расах, я разумею при этом только чистый средний тип: и там, и здесь исключений очень много. Новоарийская девушка в этом отношении совсем, совсем иная. Она какая-то поцелуйная в своём беспоцелуйном бытии. Поцелуй физический, даже ещё не состоявшийся, ей имманентен. Мысленно она всегда с поцелуями, полная амуреточных огней. Поцелуй не покидает её ни в мечтах, ни в грезах и надо видеть её ласкающеюся к подруге. Она влезает в каждую её пору: то вливается, то выливается из неё в играющей струе смеха, веселья, шепота, объятий и ласк. Еврейская же девушка тяжеловата и грузна. Она не въедчива, не агрессивна, физический поцелуй до брака она воспринимает, как покушение, с пассивностью жертвы, а не с упоением природно-имманентной вакханки. Она будет целоваться потом, после венца, выйдя из-под темного и торжественного балдахина, с тяжестью всей своей натуры, с простотою земли, пьющей воду небесных стихий. Поцелуй еврейки всегда функционален. Он никогда не бывает оторван от космического существа эротики и потому он совершенно лишен игривости и кокетливости, того бесстыдства, которое входит в состав сложного сексуального переживания. Оттого такое громадное различие между женщинами обоих типов. Река очистилась от льда, вода её течет свободно и беспрепятственно. Но и тут нежнейшие тонкости, штрихи и оттенки, едва-едва уловимые в отдельных случаях. Европейская женщина наклонна к роману. Она постоянно передрыгивается через окружающие границы, ощущая тесноту в своих лойальных берегах. Не такова еврейская женщина. Она чтит свой берег и держится в нём с приверженностью друидессы. Своему мужу она также верна, как верна субботе. В еврейской семье слишком мало конфликтных историй, чтобы по канве её быта вышивать затейливые романы в русском или французском стиле. Нельзя и представить себе еврейского Мопассана, как нельзя представить себе еврейской женщины, идущей на базар и попадающей к своему другу. Но и Анна Каренина вещь абсолютно невозможная в еврейском быту – не потому только, что обстановка жизни у евреев совсем иная, а потому, что здесь мы имеем дело с другою психикою, с другими коренными влечениями, с иными расовыми инстинктами. В еврействе всё служит роду, а не личной утехе. Всё тут давит своею необходимостью – жизненною и вечною, настолько давит, что не раз еврейская женщина находила облегчение в европейском романе. Но и мужчина – еврей тоже знает такую реакцию. Он невольно ищет себе отрад среди габимных женщин, которые и легки, и беззаботны и склонны играть в красоту и любовь, безо всякой оглядки по сторонам.