Нефертити - Мишель Моран (2009)

Кия обернулась к трем дамам, что всегда сопровождали ее, высоким женщинам, на целую голову возвышавшимся над моей сестрой, и одна из них громко проговорила, постаравшись, чтобы моя семья все хорошенько расслышала:

– В следующий раз он позволит ей выбрать для себя схенти. – Они дружно захихикали, но Нефертити решительно направилась к Аменхотепу, стоящему рядом с Панахеси и моим отцом, и стала смотреть, как он застегивает кожаные перчатки.

– Ты давно ездишь верхом? – поинтересовалась она.

Ей резко ответил Панахеси:

– С тех пор как фараон был еще мальчишкой в Мемфисе. Нефертити покосилась на группу молодых мужчин, застывших в ожидании. Это были сыновья других визирей, упражнявшиеся вместе с царем. Аменхотеп проследил за ее взглядом и уверенно добавил:

– Они уступают мне в скачках каждое утро вовсе не потому, что обязаны это делать. Верхом я езжу лучше любого солдата в армии моего отца.

Нефертити подошла к нему вплотную.

– И ты говоришь, что занимаешься этим с самого детства? Аменхотеп надел шлем и ответил:

– Я научился управлять колесницей раньше, чем твердо встал на ноги.

– А что, если я тоже хочу посоревноваться? – спросила она. С другой стороны конюшни до нее долетел резкий ответ Кии:

– Женщины не ездят на арене!

– А я ездила в Ахмиме, – провозгласила Нефертити.

Я взглянула на отца, но лицо его оставалось непроницаемым. Он ничего не сказал, и Нефертити взяла шлем с ближайшей полки и вызывающе надела его на голову.

– Я хочу, чтобы ты научил меня всему, что умеешь сам.

Аменхотеп помолчал, оценивая серьезность ее заявления. А она жизнерадостно добавила:

– Я хочу испытать восторг от езды на лучших боевых скакунах Египта. А учиться хочу у лучшего наездника страны.

Аменхотеп рассмеялся.

– Приведите главного конюшего! – крикнул он, и Панахеси с Кией тут же заметались.

– Она же разобьется! – вскричал Панахеси.

Разумеется, на самом деле его волновало вовсе не это, он был раздосадован тем, что его дочь оказалась недостаточно умна или сообразительна, чтобы предложить на эту роль себя. А теперь на арене будет властвовать Нефертити. Даже наш отец не подумал об этом, хотя, в сущности, это было очевидно. Безупречный ход. Если Нефертити сумела запустить коготки в личную спальню Аменхотепа, в его политику, а теперь и в его любимое развлечение, то что тогда их сможет разлучить?

– Но, ваше величество… – протянул Панахеси.

Аменхотеп обернулся, и взор его был мрачен:

– Ни слова более, визирь! Моя царица желает прокатиться верхом, и я научу ее.

Сидя на деревянных скамьях, ярусом расположившихся под полотняным навесом, мы смотрели, как они двинулись по кругу, и Кия прошипела, обращаясь ко мне:

– Что она себе позволяет?

Я перевела взгляд на смеющуюся и сияющую сестру, длинные черные волосы которой развевались у нее за спиной и переливались на солнце. Аменхотеп смеялся вместе с нею, и я с удовольствием съязвила:

– Она очаровывает фараона. Что еще ей остается теперь, когда любимого ее наставника больше нет под боком?

***

– Отлично придумано, – заметил мой отец.

Нефертити самодовольно развалилась в кресле, ожидая, пока Мерит закончит вплетать бусины ей в парик. В ее покои доставили пару алых перчаток для верховой езды – подарок Аменхотепа. Она сказала:

– Это было весело.

– Но одного раза довольно, – предостерег ее отец.

– Почему? Мне понравилось. Почему мне нельзя научиться хорошо ездить верхом?

– Потому что это опасно! – воскликнула я. – Неужели тебе не страшно?

– А чего здесь бояться?

– Лошадей. Или того, что колесница может опрокинуться. Вспомни, что случилось с наследным принцем Тутмосом.

Отец с Нефертити переглянулись. Ипу и Мерит отвели глаза.