Нефертити - Мишель Моран (2009)

Мужчины за нашим столом принялись наперебой засыпать Нефертити вопросами о том, как прошло ее путешествие в Фивы, хорошей ли была погода и останавливался ли по пути корабль в каких-либо городах. Я же смотрела на Аменхотепа и заметила, что взгляд его ни на миг не отрывается от лица моей сестры. Должно быть, она тоже сознавала это, поскольку смеялась и флиртовала напропалую, откинув голову и выставляя напоказ изящную шею, всякий раз когда очередной симпатичный сын какого-то визиря подходил к ней и начинал расспрашивать о том, как ей жилось в Ахмиме. Я отметила, что Кия пытается заговорить с принцем, чтобы заставить его оторвать взгляд от моей сестры, но Аменхотеп не позволил отвлечь себя. Мне стало интересно, что же он думает о своей будущей супруге, и я принялась наблюдать за тем, как Нефертити покоряет мужчин одного за другим. Она говорила негромким голосом, и поэтому им приходилось наклоняться к ней, она не спешила раздавать улыбки направо и налево, так что когда она смеялась, мужчины чувствовали себя на седьмом небе от счастья, купаясь в лучах ее света.

Когда подали угощение и мы приступили к трапезе, я растерялась, будучи не в силах решить, куда устремить свой взор: то ли на возвышение, где Старший фараон жадно любовался обнаженными женщинами, чьи гибкие тела извивались перед ним в танце, то ли на принца, который выглядел внимательным и сдержанным, ничуть не походившим на человека, который запомнился мне в гробнице. Я нашла взглядом отца Кии, визиря Панахеси, сидевшего по другую сторону стола. Он носил на пальце царскую печатку, а ростом, пожалуй, не уступал моему отцу. Но если у папы глаза были голубые, то у Панахеси – черные. Скулы у отца, которые унаследовала от него Нефертити, были высокими, тогда как лицо Панахеси было вытянутым и округлым. На его пальцах сверкали золотые перстни, а отец редко надевал драгоценные украшения. Я внимательно рассматривала соперника нашей семьи, пока музыканты не заиграли живую мелодию, и все встали из-за стола, чтобы пойти танцевать. Женщины образовали один круг, мужчины – другой. Отец взял мою мать за руку, чтобы отвести ее в другой конец зала, а Кия критическим взором стала смотреть, как Нефертити поднялась на ноги, чтобы присоединиться к остальным женщинам.

– Ты разве не идешь? – обратилась ко мне с вопросом Нефертити.

– Разумеется, нет! – Я окинула взглядом целую толпу симпатичных дочек придворных, все они воспитывались в Фивах и умели танцевать модные танцы. – Я не знаю ни единого па. А как собираешься танцевать ты?

Нефертити пожала плечами:

– Я буду смотреть и учиться.

Пожалуй, Мерит успела преподать ей несколько уроков наедине, и я с изумлением увидела, как сестра подпрыгивает и кружится в такт с остальными, в вихре голубого и золотистого цветов. Сидеть остались всего несколько женщин, и я с беспокойством отметила, что за столом я была не одна. Панахеси тоже не двинулся с места. Я покосилась на него, глядя, как он опустил подбородок, увенчанный короткой черной бородкой, на скрещенные пальцы – единственный сановник при дворе, отрастивший длинные волосы. Он заметил, что я смотрю на него, и сказал:

– Должно быть, ты пребываешь в полном восторге. Юная девушка из Ахмима, прибывшая ко дворцу, сверкающему празднествами, роскошью и золотом. Ну и почему же ты не танцуешь?

Я неловко поерзала на кресле и призналась:

– Я не умею танцевать.

Он недоверчиво приподнял брови.

– Но твоя сестра чувствует себя здесь как рыба в воде, – заметил он, и мы оба посмотрели на Нефертити, которая танцевала столь беззаботно, словно мы всю жизнь провели при дворе. Панахеси перевел взгляд с нее на меня и улыбнулся: – Похоже, вы – всего лишь сводные сестры.

Я понадеялась, что румяна Ипу скрыли охватившее меня чувство унижения, и быстренько прикусила язык, чтобы не брякнуть что-нибудь резкое в ответ.

– А теперь скажи мне, – продолжал Панахеси, – имея в царском гареме сестру, за кого выйдешь замуж ты сама?