За решеткой - Никки Джеймс

— Мистер Миллер, я свяжусь с вами в скором времени, — затем, не сказав больше ни слова, она обменялась с секретарем несколькими приглушенными словами и скрылась в отдельном коридоре, держа спину прямой как прут и стуча каблуками. Скоро она исчезла из виду.

Я с минуту постоял в пустом лобби, где меня окружала тихая музыка, лившаяся из скрытых колонок в потолке и предлагавшая фальшивое утешение, которого я вовсе не чувствовал. Если Бишоп хоть отчасти чувствовал себя так, имея дело с легальной стороной вопроса, то я не представлял, как он оставался сильным все эти годы и не сошел с ума. Я был потерян. Приободрился, но в то же время погружался в отчаяние. Эта встреча была позитивной или негативной? Я понятия не имел.

На парковке я завел мотор джипа и подержал его на холостом ходу, дожидаясь, пока кондиционер вытянет из салона душную жару. Я вытер лоб подолом футболки, уже не переживая за свой внешний вид, затем достал телефон из кармана. Я пропустил два сообщения от Хавьера. Оба были отправлены на его 15-минутном перерыве.

Хавьер:Твой парень слетел с катушек так, как я никогда не видел. Тебе стоит пересмотреть идею этой влюбленности. Не шучу.

Хавьер:Когда я ушел на перерыв, четыре парня пытались его успокоить нахер. Если мне придется вызывать КНЭР и снова возиться с бумажной волокитой, я надеру тебе задницу.

Моя кровь превратилась в лед. Никакая техасская жара не могла меня согреть. Бишоп? И из-за него вызывать КНЭР? Четыре парня пытаются его успокоить? Какого черта там происходит?

Я нажал на вызов, хоть знал, что перерыв Хавьера давно закончился, и он далеко от телефона. Вызов сразу попал на голосовую почту.

— Бл*ть!

Мое сердце бешено билось. За несколько быстрых нажатий кнопок я нашел номер администрации тюрьмы и позвонил на него. Когда ответил оператор, я попросил, чтобы меня перевели на экстренный стационарный телефон в ряду Бишопа. Эти телефоны редко использовались и были установлены для конкретных целей. Мой случай к таковым не относился, и я знал, что за это мне может влететь.

Пока шли гудки, я тронул джип с места так, что шины завизжали. До тюрьмы ехать больше часа. Слишком долго, чтобы на что-то повлиять. Слишком далеко, чтобы успокоить Бишопа разговором и попытаться помочь прежде, чем будет применено слишком много силы.

Проклятье!

Кто-то, кто не был Хавьером, ответил после пятого гудка. Я не узнал голос по телефону, так что гаркнул:

— Позови Хавьера. Немедленно!

Возня, вопли, лязг и мат раздавались на линии фоновым шумом. Я знал эти звуки. Команда КНЭР проводила полноценное вторжение в камеру и нейтрализацию. Бишоп ревел так, как я никогда прежде не слышал, его голос срывался и охрип, будто он орал часами, и его голосовые связки уже отказывали.

— Что? — рявкнул Хавьер, перекрикивая хаос.

— Что происходит?

— Это кто, бл*ть?

— Энсон. Что происходит?

— Энсон? Какого хера... Ты не можешь звонить на эту линию! Что с тобой не так...

— Отвечай на чертов вопрос. Какого черта происходит? Почему он ведет себя так?

— Хотелось бы мне знать, бл*ть. Серьезно, я сейчас не могу говорить. Ты не слышишь, какое тут дерьмо творится? Дай мне взять все под контроль. Позвоню тебе попозже, если смогу. Больше не звони на эту линию, придурок. Хочешь, чтоб тебя уволили?

— Подожди...

Но он уже повесил трубку. Я бросил телефон на соседнее сиденье и вжал педаль газа в пол. Шоссе US-69 было заполнено активным трафиком, но я петлял с одной полосы на другую и подрезал людей, отказываясь сбрасывать скорость. Моя голова бурлила вопросами, на которых у меня не было ответов. Что происходит? Почему Бишоп слетел с катушек? Если вызвали КНЭР, дело плохо. Либо он попытался или угрожал попытаться совершить суицид, либо ввязался в ожесточенную стычку с надзирателями при трансфере. Ни то, ни другое не походило на Бишопа. Он не сделал бы такое без причины.