За решеткой - Никки Джеймс

Час спустя я влетел на парковку у Полански, радуясь, что мне не выписали штраф за превышение скорости, и что мне удалось сократить время в дороге. Я выудил из бардачка свое удостоверение и побежал к воротам. Я был не в униформе, но в шкафчике лежала запасная. Чтобы присутствовать на этаже, нужно было надеть униформу, так что я сначала побежал в комнату для персонала и переоделся.

К тому моменту, когда я миновал вторые запираемые ворота в секцию Б, в воздухе витала зловещая тишина. В дневное время в 12 корпусе всегда стоял гомон, отдающийся эхом. Тихо никогда не бывало. Мужчины кричали, спорили, гремели чем-то. Подобная тишина в такое время суток встревожила меня. Это означало, что присутствие КНЭР вселило страх в соседние камеры, и мужчины притихли, чтобы не ввязаться в общий беспорядок.

Я трусцой пробежал расстояние до нижнего уровня, добрался до стальной лестницы в конце и поднялся по ней через две ступеньки за раз. Мои ботинки ударяли по ступеням, и топот, эхом отдававшийся от стен, сообщил всем, что кто-то идет.

В коридоре возле камеры Бишопа было четыре надзирателя. Среди них были Хавьер и Маркс, плюс два оставшихся парня из КНЭРа, все еще одетые в экипировку для подавления бунта и держащие в руках шлемы. Услышав мое приближение, группа развернулась.

— Какого черта ты тут делаешь? — спросил Хавьер, нахмурившись.

— Что случилось?

Хавьер отошел от группы и положил ладонь на мою грудь, оттесняя меня назад и в сторону от остальных.

— Какого хера? — прошипел он. — Ты не можешь заявляться сюда, когда ты не на смене. Ты чем думаешь, бл*ть?

Игнорируя его, я сердито смотрел вдаль по коридору, противясь руке, которая удерживала меня на месте.

— Дай мне его увидеть.

— Нет.

— Не говори мне «нет», бл*ть, — прорычал я. — Что они с ним сделали?

— Они нейтрализовали его, потому что он слетел с катушек, бл*ть. Он попытался покончить с собой, и когда команда добралась сюда, от успеха его отделяло уже вот столько, — Хавьер свел два пальца, практически прижав их друг к другу.

— Они били его? Навредили ему? Пустили в дело спрей?

— Им пришлось?

— Бл*ть, — прорычал я, оттолкнул Хавьера и хорошенько пнув противоположную стену. Затем еще разок, для гарантии.

— Мы уходим, приятель, — крикнул один из парней из КНЭРа. — Не забудьте подписать те бланки. Мы позаботимся об остальной бумажной работе и убедимся, что его вещи будут отданы на хранение.

— Спасибо, — Хавьер помахал им и подождал, пока они скроются из виду, после чего снова повернулся ко мне лицом.

— Ты не можешь здесь находиться. У тебя будет гора проблем, если кто-то узнает, зачем ты пришел.

— Я не уйду, пока не увижу его. Он не делает такое дерьмо. Должна быть причина.

— Она и была.

Я всмотрелся в лицо Хавьера, дожидаясь, когда он объяснит.

Вздохнув, он потер подбородок и поджал губы, после чего запустил руку в небольшую барсетку на ремне и достал лист бумаги. Тот был сложен, но было видно, что когда-то его скомкали.

Посмотрев на Маркса, Хавьер поколебался, затем толчком прижал бумагу к моей груди.

— Все это произошло сразу после раздачи почты. Вот почему.

Я развернул листок и по возможности расправил мятые участки. Мой взгляд сначала опустился к низу страницы, чтобы узнать, от кого это.

Джален.

Мое сердце подскочило к горлу, и я начал читать сверху.

«Бишоп,

знаю, я последний, с кем ты хочешь общаться, но некому больше передать эти новости. В понедельник, когда я привез бабулю домой после визита к тебе, она пошла в свою комнату, чтобы вздремнуть, как обычно. Долгие поездки в машине и визиты всегда утомляют ее.

Позднее, когда она не встала, я пошел ее проверить. Что-то было не так. Она была бессвязной и несобранной, и она не могла сказать мне, что не так, будто не могла выговорить слова. Я отвез ее в больницу, и там мне сказали, что у нее случился инсульт.