Рембрандт - Аким Волынский

Мы имеем у Рембрандта множество Иеронимов, в гравюрах разных годов. Сюжет этот, занимавший так упорно германских и итальянских художников, раннего и высокого возрождения, видимо преследовал Рембрандта на всем пространстве его художнической карьеры. Самым ранним графическим Иеронимом является офорт 1629 года. На офорте имеются все церковные детерминативы, от льва до черепа, сама же фигура Иеронима исполнена беспомощно и условно. Через три года он повторяет этот сюжет, давая нам того же святого, в жаркой молитве над книгой, с типично открытыми и экспрессивными пятками: излюбленная деталь Рембрандта. Смотришь на офорт и видишь эти слишком массивные пятки, точно повторяющие молитву ученого отца церкви. Через два года – опять Иероним, уже углубленный в чтение, и даже в ермолке. Образ его евреизируется и интимизируется. Пуделеобразный лев бродит на переднем плане. Через год – опять Иероним, уже в молитвенной позе, без книги, с настоящим, не иератическим львом. Наконец, ещё два Иеронима – от 1648 и 1653 годов. На первом офорте Иероним представлен у прекрасно нарисованного старого дерева, сидящим над книгой в пенсне. Это уже настоящий ученый, типичный профессор наших дней. Голова льва выглядывает из-за дерева слева. Наконец, последний Иероним представлен читающим у подножия дерева, в населенной местности, с прекрасными строениями и мирным живописным ландшафтом. Фигура святого не закончена. Но это – настоящий еврей за книгою. Лев с контрпостным поворотом головы довольно забавен. Для полноты обзора упомянем ещё ряд рисунков на евангельские темы. На некоторых представлено чудо хождения по водам. Чудо это изображено трафаретно. Превосходен interieue[104] в сцене возвращения блудного сына.

Тема эта дана в двух вариантах: один в Амстердамском музее – сепия, другой в гарлемском – сепия с пером. Особенно поразителен гарлемский эскиз, могущий соперничать со знаменитым офортом. Всё великолепно в этом рисунке, богатом в равной мере эмоционально и идейно. Здесь же представлен и праведный сын, тронутый пером проницательным и любовным. Великолепен старый отец, склоненный над сыном по-еврейски, и ослепительно прекрасна игра светотени. Отметим в заключение главы ещё два рисунка на тему: «Марфа и Мария». В одном рисунке Христос сидит между обеими женщинами, из которых Мария читает, а Марфа занята приготовлением еды. Всё так интимно, сокращено и уменьшено до чрезвычайности. Так и рисуешь себе Христа между двумя прекрасными женщинами, одинаково любящими учителя, но каждая – по-своему. Всё бытовое, никакой традиции. В другом, не менее прелестном варианте – в гарлемском музее – Марфа стоит у стола, слушая ласковый упрек учителя. Сам учитель на этом рисунке менее удался, но прекрасно лицо Марии, оторвавшейся от чтения.

5 октября 1924 года

Калейдоскоп в красках