Рембрандт - Аким Волынский

Через двадцать лет после «Ночного Дозора» Рембрандт написал картину под названием «Синдики». Синдики – это главари старой корпорации суконных купцов в Амстердаме. Голландцы называли их шталмейстерами. Они занимались снабжением товаров металлическими пломбами для констатирования происхождения изделия и в свидетельство различных, предоставленных корпорации прав. На картине мы имеем изображение пяти синдиков, сидящих за столом, за каким-то важным делом. По-видимому, перед нами торжественное заседание с участием многочисленных слушателей, состоящих, по всей вероятности, из торговцев, цеховых мастеров с подмастерьями, и мелко-ремесленного люда. Толпа эта не дана, но мы читаем её присутствие в лицах синдиков за столом. В середине стола сидит человек средних лет, за раскрытою книгою. Он объясняет что-то невидимой аудитории. Одна рука его открыта ладонью вверх и лежит на книге. Другая кисть не видна, но чувствуется в картине опрокинутою пыльною частью вверх. Лицо этого человека выражает убеждение, смешанное с твердою решимостью отстоять свою точку зрения. Рядом с ним и несколько к нему, наклонившись, сидит другой синдик, переворачивающий страницу упомянутой книги. Явно солидарный с первым, он хранит на своём лице выражение легкой иронии. Третий синдик, сидящий за этим столом, держится рукою за мешок, наполненный, по всем вероятиям, гильдейскими пломбами. Выражение его отличатся крайнею нетерпеливостью. Он, по-видимому, хочет вскочить и едва сдерживается. Таковы три синдика, сидящие за столом. Слева от зрителя, у самого стола, помещены ещё два синдика, из которых один сидит в кресле, повернув в три четверти лицо к толпе с выражением презрительного спокойствия и некоторой надменности. Он стар, умен, нетерпим и зол. Рука его покоится на кресле. Другой синдик привстал и, вонзившись пренебрежительным боковым взглядом в толпу, оперся рукою на свою поставленную ребром книгу. У стены между первыми двумя шталмейстерами стоит слуга без шапки, с выжидающе-преданным выражением в глазах.

Таковы лица на этой картине. Присмотримся к деталям. Обращает на себя внимание, что все сидят в шляпах, причём шляпы все одного и того же фасона, слегка старомодного для года писания картины. Костюмы строги, просты и официальны, и везде на темных платьях белеют безукоризненные воротники. Ни один не одет с претензией на щегольство. Нет ни фрезов, трубчатых и плиссированных, на простых белых воротниках нет даже гипюровой отделки. Что касается шевелюр и бород, то тут мы замечаем две группы, контрастирующие между собою. Три сидящих за столом синдика носят новейшие французские так называемые allonge-парики, не напудренные, распущенные гривообразно по плечам. Это некоторое подобие итальянской cazero, но галлизированное в духе большой центральной монархии, уже руководящей модами европейских стран. У этих трёх синдиков щеки и подбородки гладко выбриты. Это вид нового века, новой уже совершенно утвердившейся голландской буржуазии. Два левых синдика не имеют париков и носят бородки в типе старой моды. По внешности это республиканцы прежнего доброго закала. На обсуждаемые вопросы они видимо реагируют с импульсивностью мушкетеров, с гордым вызовом, с решительною отброшенностью от настроений толпы. Тут два не хронологических, а политических поколения сошлись за общим делом, и каждый синдик отстаивает волнующий его принцип по-своему Но все они, разнствуя в темпераментах и характерах, солидарны между собою в отношении к невидимой толпе, перед которою они сидят. В толпе этой зажегся какой-то огонек и отразился тревожными бликами на лицах шталмейстеров. Довольно проникнуться этим сознанием – и от картины не оторваться.