Рембрандт - Аким Волынский

Остается ещё упомянуть о некоторых портретистах, явивших черты настоящего творчества в этой области. Я имею в виду таких замечательных художников кисти, как Мирвельт, Морельсе, Теодор Кейер. Деятельность Мирвельта относится к 1567–1641 годам. В нём сочетаются два века, с их различными тенденциями. С одной стороны он испытал влияние итальянских образцов, наполнивших своим сиянием весь шестнадцатый век, с другой же стороны, пережив великий в национальном отношении 1609 год, он приобщился и к веяниям, волновавшим его соотечественников. Оставив в стороне Корнелиса Гарлемского, Абраама-Блумарта и Иоахима Утевильда, он занялся исключительно портретом и написал множество изображений знатных людей Голландии и других государств. «Постоянно заваленный заказами портретов, Мирвельт сделался исключительно национальным портретистом», – пишет в своём исследовании по истории нидерландской живописи П.П. Семенов – Тянь-Шанский. Суждение это, в общем верное, нуждается в оговорке. Мирвельт писал превосходные портреты иностранцев, например, шведского канцлера Оксенштерна и короля Густава Адольфа. Сам Мирвельт говорил о себе, что он написал до десяти тысяч портретов – число, несомненно, утрированное и говорящее скорее о фирме, чем об авторстве. Впрочем, и Бюргер отмечает в первом томе своих исследований, что не было в мире портретного живописца плодовитее Мирвельта. Портреты Мирвельта, гравированные Дельфом, составляют одно из украшений гравюрных собраний. Что касается существа вопроса, то надо сказать следующее. В своих портретах Мирвельт является реалистом в точном и прекрасном смысле этого слова, равно владеющим даром писать лицо и передавать с волшебною живостью костюм, ткани, кружева и меха, вообще живописать раму картины. При этом костюм у Мирвельта не убивает лица, ни лицо – костюма. Он дает и то, и другое в полной гармонии. На гаагской выставке художник был представлен, между прочим, одним портретом старика, являющимся настоящим шедевром. Физиономия этого человека дана в такой живости, что видишь каждую складку на лбу, читаешь мягкое и благородное настроение в глазах, вообще, воспринимаешь весь портрет с таким чувством, как будто бы стоишь перед подлинною моделью. При этом виден характер человека: существенно прямой, трезвенно ясный, морально-устойчивый. Ухо моделировано с величайшим старанием. Полотняный фрез создает иллюзию настоящего воротника: так отчетливо выписаны все детали, вся плиссировка. Но что особенно замечательно в этом портрете – борода, своей нежной мягкостью, контрастирующею с ослепительно накрахмаленным фрезом. Прослежен постепенный переход темного цвета волос у уха к седине на подбородке. При этом чувствуется каждый волосок в отдельности, и каждый волосок живет. В этом портрете, при совершенстве техники, обычные недостатки голландской портретной живописи уже окончательно побеждены. Бездушная пантографичность исчезла окончательно, а равно и спутник её – изолированность. Портрет говорит и живет с вами. Отсюда до Рембрандта уже рукой подать, – техника совершенна, и Рембрандт прибавит к ней только свою глубину, мысль и магию светотени.