Рембрандт - Аким Волынский

Таковы завоевания, сделанные Гальсом на почве голландской живописи вообще и голландского портрета, в частности. Он уничтожил изолированность в индивидуальном портрете, разбил неподвижность, дал краскам подобающее место, преодолел риторичность и каллиграфичность и, наконец, внес в искусство стихию могучей свободы. В некоторых отклонениях он служил образцом для самого Рембрандта и возбуждал восхищение у Рубенса, этого представителя свободнейшей в мире красочной кисти… Но на этом заслуги Гальса и останавливаются. Его коллективные, групповые и массовые картины так же слабы, в композиционном отношении, как и представленные на выставке картины Бартоломеуса, ван дер Гельста, Якоба ван Лоо и Молинари. На картине ван дер Гальста изображены регенты сиротского дома в [ «пропущено»]. Три человека сидят за столом прямой линией, нестройной группой плохого фотографа, а четвертый стоит со списком в руках. В картине очень много жестикуляции. Крайняя фигура слева представлена с некоторою эксцентричностью. Регент подбоченился и левою рукою играет с клочком бороды. Глаза устремлены по обыкновению голландских живописцев прямо в зрителя. Средний регент тоже держит руки в надуманно-оживленной позе. Одна рука вооружена пером, повисшим в воздухе? Гальст позволил себе тут эффект светотени: от руки на протокольную книгу падает темная полоска, тающая у края бумаги. Другая рука вытянулась на две страницы книги, с длинными, но бессильными пальцами. Глаза этого регента выпукло и ярко упираются в зрителя, что производит странное впечатление. Третий регент, среди сидящих за столом, вытянул правую руку, а левою что-то придерживает около своей нарядной накидки. Такова эта групповая картина, писанная молодым, двадцатичетырехлетним художником, под сильным влиянием прекрасного мастера Николая Эниаса. Картина по теме своей групповая, но по существу она лишена связующего единства. Каждая фигура не является деталью, но представляет собою законченный портрет. Этого искусства сливать вместе разрозненные звуки в полифонный аккорд не было у голландских мастеров, вплоть до Рембрандта. Перед нами в своём роде прекрасная картина Якоба ван Лоо, некогда приписанная Томасу Кейзеру. Теперь достоверно установлено, что мы имеем тут дело с подлинным ван Лоо, выдающимся портретистом, прошедшим школу Баккера. Картина представляет фамильную группу, из восьми человек разных возрастов, стоящих впереди. Группа разбита на двойни, которые ничем между собою не связаны. Стоящий в середине отец семейства разговаривает неизвестно с кем. У него и у близ находящейся фигуры старшего сына левые руки раскрыты ладонями вверх – тоже неизвестно, с какими экспрессивными целями. Эти детали усугубляют крайнюю манерность и искусственность всей компановки. Картина изолирована и в целом, и в своих частях, не образующих даже и тени слитного аккорда. Нечто подобное представляет собою и другая фамильная группа, принадлежащая кисти [ «пропущено»]. Здесь многочисленная семья, опять разбита на двойки, в самых разнообразных позах и занятиях. Мальчик с левой стороны поднял за хвост кошку, две девочки едят фрукты, кавалер подносит цветок даме. Другая пара занята музыкой и третья справа, очевидно отец и мать, находятся у стола, перед раскрытыми книгами, причём левая рука отца оперлась о череп. Вот какое огромное содержание в этой картине, а между тем отдельные её мотивы, при всём своём разнообразии, не сливаются ни во что сколько-нибудь совокупное и монолитное. В художественном отношении картина пуста. Представленное на другой картине [ «пропущено»] семейное празднество носит необычайно чинный и церемониальный характер. Лиц ужасно много. Это целый какой-то городок. Но жизни в картине всё-таки нет никакой.