Рембрандт - Аким Волынский

Остановимся для иллюстраций нашей мысли на нескольких портретах Гальса. На одном из них художник изобразил, по-видимому, самого себя. Мы говорим о портрете в частной парижской коллекции, относящемся к 1650 году. Гальсу было в то время около семидесяти лет. Де Гроот не считает это произведение в числе особенно выдающихся, хотя и, несомненно, принадлежащим кисти самого художника. А между тем, это вещь, не только весьма типичная для Гальса, но и гениальная по исполнению. Отсутствие седых волос, слишком резких складок, глубоких морщин, потухших глаз, неудивительны на автопортрете мастера, всегда изображавшего на своих холстах интенсивную жизнь. Эго был человек особенного темперамента, художник, кутила, актер, не сдававшийся разрушительному действию времени. Такой человек мог красить усы и волосы, а на своём портрете смягчить признаки подошедшей старости. И если, таким образом, оставить вопрос о годах, – портрет замечателен. В нём, как и в других произведениях Гальса, графиники [?] не чувствуется. Художник пишет пятнами красок, в гениальную нахлестку, передавая кистью настроение секунды. Вы смотрите на портрет и видите момент, насыщенный красками. Весь характер изображенного лица читается в его чертах и глазах. Глубочайшая меланхолия пробивается из души, пришедшей в уравновешенно-спокойное состояние. Как бы ни была при этом отрывиста философия портрета, связь его с миром ощущается отчетливо, причём с такою силою, что воплощенное мгновение вырастает в нашем восприятии в какую-то мгновенную вечность. Нельзя красками достигнуть большого эффекта в изображении человеческого лица, особенно если художник писал, отдаваясь лишь безрасчетному вдохновению момента.

Замечательны и другие портреты Гальса на той же гаагской выставке. Портреты Тиарка и священника реформатской церкви в Гарлеме, портрет Адриана Тегулариуса, портрет сидящего и облокотившегося на спинку стула человека принадлежат к типичным произведениям Гальса. Особенно выдается этот последний портрет. Вы видите почти процесс накладывания красок в бурно-стремительном темпе гарлемского мастера. Характеристика человека дана отчетливая: это уже не марионетка Терборха и не пантографически бездушное создание Баккера. Тупо индивидуальное выражение лица, взятое из огненной массы человеческого коллектива и не порвавшее своей связи с этим коллективом. Расстояние между Гальсом и Рембрандтом здесь очень не велико, в смысле философическом, хотя по технике, по светотени, по самой фактуре письма, перед нами два разных художественных мира. Остановимся ещё на некоторых портретах являющихся шедеврами в искусстве Гальса. Один из них находится в коллекции графа Спенсера, в Альтдорне. Фигура выписана почти во весь рост, чрезвычайно декоративно. Я не вижу большой мысли в этом портрете, но самая техника его бесподобна. Сочетание белых и черных красок, осуществленное с такою красивою непринужденностью кисти, производит обаятельное впечатление. Что касается другого портрета, находящегося в коллекции Гумпрехта, в Берлине, то вот произведение, в котором печать Гальса, уже семи десятилетнего старика, видна с особенною рельефностью. Сам насыщенный годами, художник дает нам жизнь в патетическом мгновении. Следы разрушения на лице в его трактовке кажутся привлекательными. Гальс поэтизирует старость и сообщает ей вид метаморфозного перехода к новому какому-то бытию. И всё в описанном темпераменте, без предварительных эскизных рисунков, большею частью в патетическую нахлестку, но и с таким иногда гармоническим притыком красок друг к другу, что эффект становится почти чудодейственным. Как и повсюду у Гальса, вечность поет в секунде.

Наконец ещё один портрет, о котором мы скажем лишь несколько слов.