Рембрандт - Аким Волынский

Мордехай (Мардохей. – Прим. ред) воспитал у себя дочь своего дяди в послушании заветам своей страны и своего народа. «Девица эта была красива станом и пригожа лицом» – так в нескольких словах изображает её библейский историограф. Есфирь была взята ко двору царем Артаксерксом. Рассказчик подчеркивает, что красавица, по требованию Мордехая не должна была говорить царю ни о своём родстве, ни о народе своём. Такое приказание остается непонятным без комментария. Мудрый Мордехай не хотел ставить судьбу народа в зависимость от преходящих настроений царя, зная всю изменчивость чувства мужчины к женщине. Судьба же еврейского народа, попавшего в тяжкий плен, должна быть во всём и всегда на первом плане. И в самом деле, в скором времени разыгралась буря при царском дворе. Верный законам своей религии, Мордехай не оказал послушания требованиям всемогущего министра – приветствовать каждую встречу с ним земным поклоном.

По настояниям Амана, далекого потомка амалекитянского рода, по древнему комментарию, был издан указ «убить, погубить и истребить всех иудеев», от малого до великого, в один назначенный день. Вот текст темы, которая предносилась Рембрандту. Картина действительно грандиозная. С одной стороны, двор владыки восходящего арийского светила, в обстановке старого Элама, с отпрыском Амалека, векового врага Иуды. С другой стороны, сам Иуда в крови и плоти, ещё непотрясенный окончательно в своей духовной автономии. И среди двух этих миров образ обаятельно-красивой девушки, которая своими чарами должна спасти народ, оказавшийся на краю гибели. Вот какая тема занимала Рембрандта.

Эту-то Есфирь художник намечал своею гравировальною иглою в офортах, названных «большою» и «малою» еврейскою невестою. Мы располагаем пробными оттисками, рисующими возникновение этого замечательного офорта. Нельзя отрицать некоторого отдаленного сходства лица «невесты» с лицом Саскии. Это обстоятельство и заставляет многих исследователей видеть здесь один из портретов жены Рембрандта, с частичными видоизменениями, перед которыми художник никогда не останавливался, как мы уже видели в портретах самого себя, отца, брата и других. Глаза малы. Рот припух. Лоб уменьшен в масштабе. Но сходство всё-таки есть: перед нами типичная для Рембрандта трансформация живой модели для осуществления какой-то большой задуманной картины. Особенно замечательны распущенные по всему телу волосы – черта, прямо взятая из библейского рассказа. Получив копию царского указа, Есфирь облеклась в «одежды сетования», «изнурила тело свое», «посыпала голову прахом» и «всякое место, украшаемое в веселии», «покрыла распущенными волосами». Вот образ, передаваемый иглою Рембрандта. Волосы на голове распущены широко, гораздо шире, чем на рассмотренной нами выше картине Есфири. Они льются по всему телу могучими волнами, завиваясь на пути естественными кольцами. Настоящий поток, кипящий под темным небом, в мутных струях.

На законченном офорте Есфирь держит в руках свернутый указ Амана. Рембрандт не пожалел магических эффектов своей светотени. Белые пятна выступают небольшими местами, особенно светоносен лоб. Преступный указ Амана в тени.

Освещены руки, особенно правая. Менее озарена грудь. Платье, которое должно символизировать «одежду сетования», здесь темно до черноты. Конечно, мы имеем дело только с общим планом фигуры Есфири в трагическую минуту её биографии. Лицо грозно, как туча. Гнев и негодование залегли в душе и отразились в шумящей буре волос.