Не жалея ни о чем - Ш. Фарнсуорт

По крайней мере, правда приносит удовлетворение, заключающееся в осознании того, что я могу повлиять на Ханну. Она не смотрела на меня взглядом, близким к желанию, с тех пор, как нашла тот клочок бумаги в гостиничном номере. И поскольку она меня безумно привлекает, приятно видеть, как румянец распространяется по маленькой части ее щеки, которую я вижу.

Она прочищает горло — дважды, — что, как я заметил, является признаком ее нервозности. Застегнув молнию на моем чемодане, она встает, глядя на меня со своей прежней маской на лице.

— Тебе следует, по крайней мере, снять галстук и пиджак

Я ослабляю галстук, а затем снимаю пиджак, все время удерживая зрительный контакт с Ханной. На этот раз я вижу, как меняется все ее лицо. То, как она прикусывает нижнюю губу и как ее глаза кажутся еще голубее, когда они полностью сосредоточены на мне.

Повесив пиджак и галстук на подлокотник ее дивана, я снимаю запонки и закатываю рукава своей белой рубашки. Ее горло подпрыгивает от сглатывания, прежде чем она отводит взгляд, направляясь к подносу у двери, где она оставила свои ключи, ничего больше не сказав. Я так понимаю, это означает, что она одобряет.

Покидать ее дом вдвоем — это так по-домашнему. В моей истории свиданий никогда не было ничего подобного. Все женщины, с которыми я встречался, были членами семей, которые я уже знал. Такого масштабного официального представления, как это, никогда не было. И это особенно странно, поскольку я приступаю к нему, ожидая, что никогда больше не увижу этих людей. Намеренное стремление произвести несовершенное впечатление.

— Что-нибудь еще, что я должен знать? — Я спрашиваю Ханну, пока мы едем.

— Нет, я думаю, мы все обсудили.

— А как же твоя работа?

Она сосредоточена на дороге, но ее руки крепче сжимают руль, костяшки пальцев бледнеют на фоне ее кожи.

— А что с моей работой?

— Ну, по сути, это единственное, что мы обсуждали до того, как поженились.

— Они не знают, что я чувствую.

В ее голосе слышится предостерегающая нотка, поэтому я не давлю. Мы едем в тишине, пока она не заезжает на кольцевую подъездную дорожку и не паркуется.

Дом, перед которым мы останавливаемся полчаса спустя, не такой большой, как я ожидал. Это красивый дом, гостеприимный и ухоженный. Но после прочтения отчета, который я получил от нанятого мной частного детектива, который включал приблизительную оценку состояния отца Ханны, я знаю, что они могли бы жить в месте, в пять раз превышающем это.

— Это здесь ты выросла? — Спрашиваю я, уже зная ответ.

Я уже знал ответы на большинство вопросов, которые задал ей сегодня, вероятно, поэтому я рассказал ей о Кэндис. Мне казалось справедливым обнажить что-то от себя после того, как я таким образом тайно вторгся в ее личную жизнь.

Пальцы Ханны барабанят по рулю.

— Ага. — Это все, что она говорит, прежде чем выйти из машины.

Мы молча поднимаемся по дорожке из серых камней, которая ведет к крыльцу, покрытому решеткой, утопающей в зелени.

Входная дверь открывается еще до того, как мы подходим к ней, являя улыбающуюся блондинку.

Ханна качает головой.

— Ты серьезно смотрела в окно, мама?

— Рейчел смотрела, — отвечает мама Ханны.

Откуда-то из глубины дома доносится «Эй!», которое отдается эхом. Я не прячу свою улыбку, немного расслабляясь, несмотря на мои опасения по поводу этого ужина.

Сходство между матерью и дочерью очевидно. Обе женщины — блондинки и стройные. Но волосы миссис Гарнер подстрижены в короткое каре, а глаза у нее теплого карего цвета, а не голубые. На ней сарафан с ярким рисунком, который помогает мне чувствовать себя немного менее разодетым.

Ханна смотрит на меня.

— Мама, это Оливер. Оливер, это моя мама.