Любовный напиток. Лучшая персидская лирика - Хафиз Шамсиддин Мухаммад, Хайям Омар

А от любви душа моя, твой лик узря, сгорела.

Свечою яркою зажглось от слез горючих сердце

И, мотыльком вокруг огня всю ночь паря, сгорело.

Закаялся я пить вино – душа моя от горя

Тюльпаном черным без питья, зарок коря, сгорела.

Мои терзания поймут лишь родственные души:

Как весть подать, что спесь моя, себя смиря, сгорела?

Бродягой горьким нарекла меня хмельная влага —

Обитель разума, вино боготворя, сгорела.

Оставь испытывать судьбу, назад вернись, чтоб око

От радости зажглось, Творца благодаря, сгорело!

Брось глупости болтать, Хафиз, бери скорее чашу:

Ведь мы с тобой не спали ночь – и свечка зря сгорела…

«Расцветшей розе говорит влюбленный соловей…»

Расцветшей розе говорит влюбленный соловей:

«Не зазнавайся! В цветнике есть много роз милей».

Смеется роза: «Пусть ты прав, но любящий вовек

Подобных слов не говорил возлюбленной своей!»

Кто жаждет пить из этих уст – тот осужден судьбой

Сверлить ресницей жемчуг слез до окончанья дней.

Тот в жизни запаха любви ни разу не вдохнул,

Кто бородою кабака не вымел до дверей.

Вчера, когда в земном раю рассветный ветерок

По воле страсти разметал венок ее кудрей,

Я прорицателя спросил: «Что звезды говорят?»

А он в ответ: «Увы! Померк огонь звезды твоей!»

Слова любви всегда с трудом приходят на язык.

Довольно праздной болтовни! Саки, вина налей!

Что делать, коль сердечных мук не в силах скрыть Хафиз?

Унес рассудок в океан соленых слез ручей…

«Сегодня – Откровенья ночь!..»

Сегодня – Откровенья ночь! Об этом звезды говорят:

Счастливое для наших дел расположение Плеяд.

О том, чтоб руки подлецов не трогали ее волос,

Молитву каждый божий день смиренные уста творят.

О, эта ямочка-силок на подбородке у нее,

И тысячи погибших душ – на шее, как жемчужин ряд!

Увидев этот светлый лик, себя на стойкость испытай.

И солнце ходит вкруг нее, покуда небеса горят.

Кем стану в свите у нее я, оседлавший муравья?

Рассветный ветер оседлав, за нею всадники летят.

Я верноподданный ездок, с лицом – как зеркало луны.

Одна лишь пыль из-под копыт – моя одежда, мой наряд.

Высокая досталась честь каламу-ворону: писать

Прилежно имя божества. Да будет этот жребий свят!

Я разлучаться не хочу с вином и лалом алых уст.

Таков уж, ты меня прости, моей религии обряд!

Любую боль снесет Хафиз – лишь усмехнулся краем губ,

Хоть сердце стрелами насквозь ресницы божества пронзят!

«Пошел я в сад поразмышлять на воле…»

Пошел я в сад поразмышлять на воле.

Там голос соловья звенел от боли.

Бедняга, как и я, влюбленный страстно,

Над розою стонал… Не оттого ли,

Что вся она в шипах? Бродя по саду,

Я размышлял о соловьиной доле.

Из века в век одна и та же песня:

Она – в шипах, а он – в слезах. Доколе?

И что мне делать, если эти трели

Меня лишают разума и воли?

Ни разу люди розы не сорвали,

Чтобы шипы им рук не искололи.

Увы, Хафиз! Нет счастья в этом мире,

Нет утоленья нам в земной юдоли…

«Нет спасенья от муки – спасите!..»