Кольцо с шипами - Карина Рейн

Когда все расходятся, я подхожу к шкафу-купе и достаю один из костюмов Демида; снова укладываюсь на постель, прижав костюм к лицу, и вдыхаю запах мужа. Слёзы снова душат, и я даю им волю, потому что не могу держать всё это в себе. Я вдруг вспоминаю, что муж переписал на меня свою компанию, будто чувствовал, что с ним скоро что-то случится, но я не хочу даже думать об этом, потому что это окончательно меня добьёт. Выплакавшись вволю, я засыпаю, очень надеясь на то, что завтра станет легче.

Мне снится сон — очень реалистичный и от этого пугающий.

Я лежу на кровати и пытаюсь заснуть — или не проснуться, не знаю; суть в том, что мне до дрожи не хочется открывать глаза, потому что реальность снова горой обрушится на мои плечи, а я и так уже очень устала от морального напряжения. Очень хочется стереть себе память, которая стала моим наказанием, или хотя бы блокировать болезненные воспоминания, но я не могу сделать ни того, ни другого.

Внезапно что-то меняется; моя боль становится меньше и не выжигает грудь калёным железом — и всё потому, что кто-то мягко касается моего плеча. Осторожно открываю глаза и глотаю вопль, который застревает в горле комком и мешает дышать: передо мной сидит Пригожин и с беспокойством во взгляде растирает моё плечо ладонью.

— Не плачь, любовь моя, — просит он, и я осознаю, что действительно плачу. — Я здесь, рядом с тобой. Всё позади.

Тело словно деревенеет, хотя больше всего на свете хочется броситься мужу на шею; пытаюсь совладать с собой, но у меня получается только лежать и пытаться рассмотреть каждую чёрточку любимого лица сквозь призму солёной влаги. Демид приходит на помощь — сам наклоняется и осторожно обнимает меня за талию, пряча лицо в изгибе моей шеи, и от его дыхания мне становится жарко.

— Ты… — Пытаюсь спросить, как он мог умереть и оставить меня одну, но Пригожин меня перебивает.

— Мне так жаль, что тебе пришлось пройти через всё это. Проклятые журналисты со своими репортажами… Головы бы им поотрывать. Какого чёрта вообще открывают рот, если не могут вначале банально проверить достоверность своих данных?!

Услышанная информация лишена для меня всякой логики, и это позволяет мне вернуть контроль над телом; я отстраняюсь от мужа и смотрю в его лицо, непонимающе хмурясь.

— Какой ещё репортаж? Откуда ты про него знаешь? Я, конечно, слышала, что после смерти души умерших блуждают по земле, но никогда не думала…

— Погоди-ка, после какой ещё смерти?

Теперь я окончательно запуталась.

— Разве мёртвые смотрят телевизор? У вас что, на той стороне тоже есть кабельное?

Несколько бесконечно долгих секунд Демид вглядывается в моё лицо, а после по комнате проносится его громогласный хохот.

— Скажи мне: где, по-твоему, ты находишься? — выдавливает из себя между приступами смеха. Ну, хоть во сне пусть будет весело. — Решила, что я умер?

Резко сажусь, прислушиваясь к ощущениям, и с удивлением понимаю, что я не сплю.

— Что?

Демид замирает и, кажется, не собирается шевелиться — боится моей реакции; прижимаю ладонь к его щеке с лёгкой небритостью, и муж облегчённо выдыхает, а у меня снова застревает ком. Не могу понять, что чувствую — радость или шок, но от лица резко отливает вся кровь.

— Ульяна?

Перед глазами всё снова темнеет под аккомпанемент моего имени, но я не могу это остановить.

— Какой же ты балбес! — слышу рассерженный голос Анны Никитичны. — Разве можно появляться вот так, не подготовив её? Бедная девочка едва твою смерть пережила, а ты взял и без предупреждений воскрес!

— И как я должен был её к такому подготовить? — рычит муж в ответ. — Я не виноват, что у нас в СМИ работают деградирующие идиоты. Их счастье, что она ребёнка не потеряла — я бы от их канала камня на камне не оставил!