Беспокойное лето 1927 - Билл Брайсон (2013)

Когда Линдберг вернулся в Нью-Йорк, прилетев на Митчел-Филд 24 июня, журналисты отмечали, что он выглядел довольно угрюмым. «Полковник Линдберг показался гораздо более усталым по сравнению с тем днем, когда он улетал из Нью-Йорка неделю назад. Он не улыбнулся ни разу», – писал еще один журналист из «Таймс». Когда Линдберг садился в автомобиль, чтобы поехать на Манхэттен, к нему подбежала привлекательная девушка и попросила пожать ему руку. Реакция Линдберга поразила многих. «Он хмуро посмотрел на нее и сказал: «Никаких рукопожатий», – и быстро отдернул руку», – докладывал репортер «Таймс». Девушка была явно разочарована, да и сам Линдберг, похоже, был удивлен, но уже не мог ничего поделать с собой; у него просто не получалось сдерживаться и вести себя разумно.

Но мир отказывался видеть в нем какого-то другого человека помимо добродушного героя, так что пресса вскоре перестала писать о его недоброжелательном поведении и продолжила изображать его таким, каким его хотели видеть все.

В то время, когда Линдберг разочаровывал свою поклонницу на Митчел-Филд, командор Ричард Бэрд продолжал удивлять летное братство на аэродроме Рузвельта. На взлетной полосе он распорядился подготовить специальный земляной скат, чтобы «Америке» было легче взять разбег. Трижды самолет закатывали на этот скат, и трижды Бэрд оглядывал небо с серьезным видом и заявлял о том, что полет откладывается. Эти задержки «начинали уже казаться смешными», как говорил раздосадованный Тони Фоккер.

После того как Флойд Беннет окончательно покинул команду, Бэрд назначил главным пилотом Берта Акосту. Акоста, загорелый мужчина экзотического мексиканско-американо-индейского происхождения с раскованными манерами героя-любовника, был закоренелым ловеласом. Его латиноамериканские черты и низкий чарующий голос «кружили головы представительницам прекрасного пола», как писал один обожавший его биограф. «В кинематографе он мог бы стать вторым Валентино». При этом Акоста был еще и одним из самых бесстрашных воздушных трюкачей. Его коронным номером было подобрать платок с земли концом крыла. Правда, такие навыки вряд ли оказались бы полезными для трансатлантического перелета.

В помощники Акосте Бэрд определил норвежца Бернта Балхена, хотя по спискам Балхен числился механиком и запасным пилотом, поскольку Родман Уонамейкер хотел, чтобы экспедиция была исключительно американской. Балхену разрешили стать членом экипажа только на том условии, что он подаст заявку на получение гражданства США. На пресс-конференции Бэрд сообщил, что Балхен является, в основном, пассажиром и лишь иногда сможет брать на себя управление, когда Бэрд будет занят другими делами. В действительности же Балхен находился за штурвалом на протяжении почти всего перелета.

На одном из первых испытательных полетов с Акостой обнаружилось отсутствие главного пилота. Когда «Америка» вошла в облака, Акоста весь напрягся и стал заметно волноваться. Через несколько минут самолет вошел в опасный штопор. Балхен схватил штурвал, который Акоста с видимым облегчением ему отдал. «Терпеть не могу тучи, – покраснев, признался Акоста. – Если будет большая облачность, я останусь на земле». Как выяснилось, Акоста не имел представления о том, как летать только по приборам. Самолет Бэрда долетел до Парижа единственно только потому, что управлял им Балхен, не потребовавший взамен никакой особой славы.

Четвертый член экипажа казался и вовсе невзрачным. Джордж Новилл, радист в отставке, в очках, не оставил заметного следа в истории. Отцом его был богатый производитель шляп из Кливленда (который был достаточно важной фигурой, чтобы удостоиться некролога в нью-йоркской «Таймс», тогда как его сын такой чести не удостоился). Если Новилл и произвел какое-то впечатление на своих товарищей, то никто из них не обмолвился на этот счет ни словом. В автобиографиях Бэрда и Балхена ему уделяется ничтожно малое внимание, а в других биографиях и вовсе не говорится; своих записей он тоже не оставил.