Беспокойное лето 1927 - Билл Брайсон (2013)

В отдельной статье, написанной для журнала «Нэшнл джиогрэфик» осенью 1927 года, Бэрд намекает на то, что якобы сознательно вылетел в плохую погоду. «Я не хотел дожидаться таких условий [то есть хорошей погоды], потому что трансатлантические перелеты будущего должны будут совершаться не только при идеальных условиях, – писал он. – Более того, мы могли получить гораздо больше научных и практических знаний при плохой погоде». В результате им пришлось, как он выразился, «вести самый суровый воздушный бой из всех, что когда-либо имели место». И он продолжал: «Я не говорил о своих опасениях своим товарищам. Им и без того приходилось несладко. Напряжение было ужасным. Только авиатор знает, что значит находиться 18 часов в воздухе, не видя земли или воды под собой. Сомневаюсь, что какой-либо другой самолет шел вслепую на протяжении такого длительного времени».

Его слова поразительным образом контрастируют с воспоминаниями Балхена, который сразу после перелета написал в «Нью-Йорк таймс»: «Самолет у нас был хороший. Моторы никогда не давали повода для беспокойства. Ни разу за весь полет мне не приходилось вылезать на крыло, чтобы прочистить мотор… По моему мнению, это был самый скучный и монотонный перелет, в каком я когда-либо участвовал». В своей собственной книге Балхен писал, что полет проходил «в прекрасной и ясной звездной ночи». Это была одна из фраз, которую позже, под влиянием родственников Бэрда, ему пришлось исключить из своей книги.

Когда они достигли Франции в районе Бреста, Бэрд приказал Балхену следовать вдоль береговой линии к Гавру, а не лететь сразу в Париж, то есть идти странным обходным маршрутом. Как позже писал Балхен, под ними проходила прямая железная дорога в Париж, но Бэрд настоял на том, чтобы они сначала подлетели к устью Сены, а потом шли вдоль реки. Так их полет продлился на два часа больше, чтобы подлететь к городу, когда погода улучшится.

Как и в случае с Линдбергом, на аэродроме в Ле-Бурже собралась многотысячная толпа, но после полуночи, когда никто не прилетел и продолжал идти дождь, многие сдались и разошлись по домам. Среди присутствовавших были Кларенс Чемберлин и Чарльз Левин, которые прилетели в тот день в Париж в рамках своего тура по европейским столицам.

Бэрд писал: «Все французские авиаторы, ожидавшие нас в Ле-Бурже, согласились, что мы не только не должны были приземляться из-за плотной облачности, но и, вполне возможно, могли бы погубить нескольких наблюдателей». Однако это расходится с воспоминаниями Чемберлина. «Шел небольшой моросящий дождик, – писал он. – Было облачно, но облака нависали не слишком низко, для того чтобы самолет опустился и безопасно приземлился, как только покажутся огни Парижа». В своей книге Бэрд писал, что наблюдатели с земли слышали звук моторов. Чемберлин сказал, что они ничего не слышали.

«Моей главной задачей стало обеспечить безопасность товарищей и не погубить никого на земле, – продолжал Бэрд, стараясь изобразить свою неудачную попытку как акт героизма. – Единственное, что нам оставалось, – это вернуться к воде». Он приказал развернуть самолет к побережью Нормандии.

Там у них почти закончились запасы топлива. Было слишком рискованно приземляться на поле, поэтому они решили опуститься в море. Балхен совершил идеальную посадку примерно в двухстах ярдах от деревни Вер-сюр-Мер, и четверо членов экипажа вышли на берег, который семнадцать лет спустя прославится как один из береговых плацдармов, на которых высаживались британские войска во время Второй мировой войны. В результате посадки отвалились колеса и их крепление, но в остальном самолет не пострадал.