Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

Такая реакция, вдруг подумала Мадлен, поразительным и даже забавным образом не соответствовала причастности Бретт к судьбе цветных детей. А то, что забота о несчастных сиротах была искренней, сомнений не вызывало – стоило только послушать, с каким пылом она о них говорила. Как бы то ни было, для женщины, воспитанной в надменных традициях каролинских долин, это уже была разительная перемена. Война изменила всех, жаль только, что она никак не повлияла на старые предрассудки в отношении негритянской крови.

Мадлен очень надеялась, что со временем Бретт изменит свое отношение к тому, что сейчас она совершенно очевидно считала позором. Ну а если нет – что ж, тогда отношения в их семье будут другими. Иногда Мадлен казалось, что Бог подверг американцев жестокому, возможно, даже невыносимому испытанию, когда давным-давно позволил голландскому судну привезти в Виргинию первый груз рабов. Черный человек из Африки уже неоднократно изобличал слабость своих белых хозяев. Возможно, это было справедливое возмездие за тот момент, когда сомкнулись железные кандалы.

Неприятные слова, прозвучавшие в начале ужина, больно резанули и ее тоже. «Три военные вдовы». Мадлен прекрасно понимала, что Констанция хотела просто пошутить, но все равно встревожилась. Слава Богу, Орри так и не перевелся в дивизию Пикетта. В Ричмонде он будет в относительной безопасности, пока город не сдадут. А потом, наверное, на какое-то время его задержат, даже, возможно, будут плохо с ним обращаться, но он все выдержит, ведь он всегда был храбрым и сильным.

Пытаясь снова начать разговор, Мадлен еще раз обратилась к Бретт:

– А тот твой друг, который создал этот приют… Я смогу с ним познакомиться?

– Думаю, да. Он, наверное, еще хоть раз навестит нас до того, как уйдет в армию. Я искренне надеюсь на это. – Бретт улыбнулась. – Он тебе понравится, я знаю.

«Он и тебе очень нравится, – сказала себе Мадлен, – и ты явно готова принимать его таким, каков он есть, но не меня. Неужели это потому, что, по-твоему, я оказалась хуже, чем ты обо мне думала?»

Почувствовав, как в ней снова поднимается волна обиды, она торопливо повернулась к Констанции, на этот раз задав ей какой-то легкомысленный вопрос о современной моде. Свечи уже догорали, беседа кое-как продолжалась, но Констанция словно выдохлась за последние несколько минут. Она отвечала с усилием, а ее попытки шутить не удавались. Когда они доели лимонный сорбет и кокосовое печенье, она вдруг сказала:

– Пожалуй, я съезжу в город на часок.

– Составить тебе компанию? – спросила Мадлен.

– Нет, спасибо. Я поеду в церковь.

Незачем было объяснять, почему она вдруг ощутила такую потребность. Все было написано на ее лице.

Она сама правила коляской, спускаясь по извилистой дороге в вечернем свете завода Хазардов. Под руководством Уотерспуна предприятие продолжало работать двадцать четыре часа в сутки и никогда не было более прибыльным.

Когда она добралась до нижней части города, поднялся сильный ветер. В вербовочной конторе еще горел свет. Проезжая мимо, Констанция заметила недалеко от входа в здание крепкого чернокожего юношу, сына одного из заводских рабочих. Между ним и дверью о чем-то перешептывались и хихикали кузен Люта Фессендена со своим закадычным дружком, таким же пройдохой.

Несколько живущих в городе негров уже пытались пойти к вербовщикам, но заканчивалось это довольно плачевно. Чтобы избежать еще одного такого случая, Констанция придержала лошадь и уже собиралась заговорить с торговцем заменщиками, но не успела она этого сделать, как чернокожий парень повернулся и исчез в темноте аллеи. Очевидно, он и сам прекрасно знал, для чего здесь находятся эти двое.

Чувствуя отвращение, Констанция поехала дальше, к маленькой католической часовне, названной кем-то в порыве вдохновения часовней Святой Маргариты в долине.