Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

Смена света и тени из-за непрерывно бегущих облаков продолжалась весь вечер. Чарльз съел две тарелки жидкого говяжьего супа и четыре куска вкуснейшего ржаного хлеба, испеченного раньше. Себе Августа тоже налила немного супа, но так к нему и не притронулась. Пока Чарльз ел, она почти не говорила, просто сидела, опираясь локтями на стол и опустив подбородок на переплетенные пальцы. Всматриваясь в лицо Чарльза, она все пыталась понять, что за печальная тайна гложет его. Иногда задавала короткие вопросы.

Чарльз сказал, что уверен в поражении Юга. Говорил об огромном количестве дезертиров и о том, что Ли так и не удалось доказать свою веру в Уэйда Хэмптона даже после назначения генерала командующим кавалерией. Упомянул несколько незнакомых имен, сетовал на растущую враждебность.

– Когда Хантер был в долине, он сжег дом губернатора Летчера в Лексингтоне. И военный институт тоже. Джуб Эрли, как говорят, в отместку грабил дома и фермы в Силвер-Спринг, совсем рядом с Вашингтоном. Сейчас он где-то в Пенсильвании, и один Бог знает, что он там творит. В самом начале эта война напоминала мне какой-то южнокаролинский турнир: красивые дамы, храбрые всадники, конные состязания… Но теперь все превратилось в настоящую бойню, где мясники и скот по обе стороны. Вкусный суп, – неискренне похвалил он, отодвигая тарелку.

«Ну же, сделай это сейчас… не тяни!»

– Я вот что приехал сказать, Гус… – Он откашлялся. – Дела идут так плохо, что я не знаю, когда смогу приехать сюда снова.

Августа подняла голову так резко, словно ее ударили.

– На следующей неделе или никогда – выбор за тобой, – с горечью проговорила она. – И всегда так было. Я…

Она замолчала, покачивая головой, словно споря с самой собой.

– Продолжай, – сказал он.

Голос Августы окреп:

– Надеюсь, ты не ждешь потока слез в ответ на свое объявление. Я не уверена, что хочу тебя здесь видеть в твоем нынешнем настроении. О том, что война ужасна, знают все – эта мысль не нова, и в ней нет никакой особенной мудрости. Но ты, похоже, забыл, что не одни мужчины несут на себе всю тяжесть этой ноши. Думаешь, женщине, у которой муж или сын воюют, легче? Думаешь, легче сидеть и смотреть, как взрослые мужчины играют в солдатиков, разоряя сады и поля, в которых все твое пропитание, или просто ради забавы громят фермы? Я знаю, что война сделала с тобой. Это видно по твоим глазам, по твоему голосу, сквозит во всем твоем поведении. Ты весь как будто переполнен яростью…

Чарльз резко отодвинул стул и встал, сжимая в зубах сигару. После еды он закурил новую, решив, что уйдет, как только она догорит. Но можно было и не ждать.

– Не трудись снова показывать свою грубость. – Августа едва сдерживалась. – Я уже сыта ею по горло. С чего ты взял, что имеешь какое-то особое право колотить себя в грудь дольше и крепче, чем все остальные? Да, я люблю тебя как последняя идиотка, и мне безумно жаль тебя, но я не хочу, чтобы ко мне относились как к какой-нибудь провинившейся глупой скотине. Я не хочу, чтобы меня пинали, Чарльз. Если ты все же решишь появиться здесь еще раз, пожалуйста, стань снова тем человеком, которого я полюбила. Который мне нужен.

Прошло несколько мгновений. Наконец Чарльз вынул сигару изо рта:

– Тот человек умер.

Августа ответила на его взгляд. И мягко, без гнева, сказала:

– Думаю, тебе лучше уехать.

– Я тоже так думаю. Спасибо за ужин. Береги себя.

Он вышел, вскочил в седло и уехал в сгущавшиеся сумерки.

С полчаса Августа неподвижно сидела у кухонного стола, положив ладони на живот и ничего не видя от горя. В дверь стучал Вашингтон, но она не откликнулась, и негр ушел.

В кухню вползла темнота. Когда Августа наконец встала, пора было зажигать лампу. Она чувствовала себя так же, как в ту ночь, когда умер ее муж. И все еще не могла поверить в то, что произошло.