На крови - Сергей Мстиславский (1928)

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

За мною никаких признаков слежки не было попрежнему. Впрочем, я мало где бывал: приходилось быть особо осторожным — провалы продолжались, хотя, кажется, никого уже не осталось брать; кто уцелел из подпольников — раз’ехались кто куда. Из комитетских один Игорь остался, и тот в больнице: дизентерия. Фруктов, правда, в городе очень много — на юге урожай.

Недели две прошло, — меня вызвал к себе правитель дел академии, генерал Куприянов. Как всегда, сложил при встрече ладони горсточками:

— Папироску.

Он не носит портсигара: папиросы берет у тех, с кем разговаривает. Не от скупости. Это у него стиль такой.

— Папироску.

Закурил, помолчал.

— Вы не находите, что воздух здесь в Питере... того... э?

— Как полагается, ваше превосходительство.

— Ну вот, — закивал он обрадованно и выставил круглые, ехидные глазки. — Мы вам командировку придумали. В Боровичский уезд.

— За глиной?

— Зачем за глиной! Там Суворовское имение, теперь Титовское. В имении библиотека — не столько генералиссимуса самого, сколько сынка — Аркадия. Сынок, кажется, больше романы читал французские, однако посмотреть стоит. Титов предлагает купить для академии. Езжайте — экспертом.

— Когда?

— Да хоть сегодня. Командировка в канцелярии заготовлена, прогонные и суточные у казначея.

Он сощурился, повел, по-рачьи, тонкими нафабрен ными усами и добавил:

— Назад, знаете, не торопитесь. Здесь — особых дел не предвидится, а там — местоположение, говорят, красота, воздух здоровый. — Он сильно ударил на последнем слове... — Библиотека большая: пока ее пересмотришь, расценишь... До начала сезона не тревожьтесь возвращением.

— Это что ж? Ссылка?

— Ну что вы? — отмахнулся генерал. — Какая ссылка! Санаторий! Здоровье у вас последнее время — и давно уже, как будто что-то... не того. Всю эту зиму вас почти не видали в обществе.

— У меня на это были достаточные причины, смею вас уверить.

— Помолвка Магды Бреверн — хотите вы сказать? Ребячество! Поверьте опытности старого гусара: в этом деле вы не проиграли. Пропущенная вакансия мужа открывает вдвое лучшую вакансию: любовника.

— Я должен...

— Вы ничего не должны, — пробарабанил пальцами по столу Куприянов. — Я знаю жизнь, мой друг, и вижу вас насквозь. Вы скажете мне то, что полагается в таких случаях говорить порядочному человеку. А я говорю о том, что полагается сделать всякому порядочному человеку на вашем месте. Может быть, ваше отшельничество, в известном смысле, и оправдано: романтика! Это бьет на воображение женщин. Но... вы переигрываете, дорогой мой. Пора кончить. Итак: с начала сезона вы вернетесь в свет, на свое место. Я отпускаю вас только на этом условии. Побаловались — будет.

— Я волен в моих поступках и...

— Та-та-та, — протянул генерал, откидываясь в кресле и угрожающе подняв палец. — Оставим этот тон, не правда ли? Я имел честь служить под начальством вашего отца и очень чту его память, вы это знаете. Вот. И вы должны поэтому прислушиваться очень — оч-ень — внимательно к моим советам: я желаю только добра... Я повторяю: вы вернетесь к сезону — и вернетесь в свет. Ваше отсутствие слишком беспокоит добрых ваших знакомых.

Он отвел глаза и добавил, небрежно перекладывая бумаги в распахнутой перед ним папке:

— В том числе... генерала Лауница.

— Лауница? Я не сказал с ним двух слов за всю жизнь.

Куприянов сухо засмеялся...