За решеткой - Никки Джеймс

Мое исследование дела Бишопа не прекращалось. Я ознакомился с уголовным правом, и меня не раз ставили на место, когда я звонил первоклассным адвокатам и от лица Бишопа запрашивал бесплатные консультации. Один парень поднял меня на смех и выгнал из своего кабинета, когда я спросил, не согласится ли он на оплату только в случае успеха.

Однажды поздно ночью, когда мне не спалось, я вступил в какой-то чат и в привате поговорил со студенткой юридического факультета, которая была более прямолинейной и честной. Мы говорили «гипотетически», по ее предложению, так как она по закону еще не имела права консультировать меня по настоящему делу. Я объяснил ситуацию Бишопа (используя другое имя, чтобы защитить его личность), описал все нестыковки в его деле — по крайней мере, с точки зрения обывателя вроде меня.

Мой неопытный взгляд зацепился за уклонение от родительских прав на Кеона, за явно неполный сбор улик, игнорирование ран Бишопа, явно полученных при самообороне и требовавших лечения в больнице, а также свидетельства соседей, в которых было полно дыр. Наконец, в целом то ощущение, что адвокат Бишопа не боролась за него.

Студентка слушала и задавала свои вопросы. Когда я закончил излагать все, что знал, она сказала, что хороший адвокат без сомнения мог изменить ход этого «гипотетического» дела. По ее мнению, там предостаточно юридических ошибок и игнорирования улик, чтобы подать апелляцию, но придется умасливать, чтобы судья прислушался, поскольку даже работа херового адвоката, который ничего не делал для своего клиента, все равно считалась формальной консультацией.

Так что я вернулся на исходную. Лучший шанс для Бишопа — найти хорошего адвоката, который не побоится пойти против многих лет секретов и лжи. Такого, который готов вытащить на поверхность все ошибки предыдущего следствия, пролить свет на публичного защитника, которая игнорировала или скрывала улики, способные помочь Бишопу.

Идеально. Замечательно. Нет проблем.

Чтоб мне провалиться.

В первую неделю сентября мне предстояла смена в ряду Бишопа. Тем временем я пользовался почтовой системой. Я снова посетил магазин подержанных книг и купил Бишопу больше материалов для чтения — снова классика и несколько моих любимых произведений, хотя я не знал, читал ли их он. Отправляя книги, я приложил небольшое письмо, которое не выдавало мою личность команде, осматривавшей почту, но сообщило Бишопу, что я думаю о нем.

«Бишоп,

это мой способ свозить тебя в отпуск.

Вытащить тебя из той темной дыры хотя бы временно.

В мире ждет столько приключений. Возможно, однажды мы сможем отправиться к ним вместе.

Ты всегда в моих мыслях».

Моя смена стояла по расписанию после обеда. Я приехал пораньше и ходил туда-сюда по комнате для персонала, дожидаясь пересменки. Как только все завершилось, я не тратил времени впустую и отправился на этаж. Когда я добрался до места, Энджело ввел меня в курс утра, объяснив, кто все еще на досуге, посещениях, а также передал другую информацию, необходимую для моей смены.

Я работал с парнем по имени Сонни, которого ранее встречал несколько раз. Он был самым старшим надзирателем в команде и проработал в отсеке смертников двадцать лет. Я предполагал, что ему было около 55-60 лет. Скоро уже на пенсию. Некогда черные волосы сделались снежно-белыми, а брови напоминали мне Граучо Маркса (прим. американскийактёр, комик. У него были очень большие, густые, кустистые брови). У него был веселый смех и привычка посасывать свои зубы в моменты раздумий. Я не возражал против работы с ним, но понимал, что ветеран с двадцатилетним стажем может быть ярым сторонником правил, так что надо было соблюдать осторожность.

Когда я прибыл, Бишоп был на досуге, так что я занялся осмотром и проверкой, необходимыми в начале смены. Камеру Джеффери занимал новый заключенный по имени Леон Кайзер. Он был смешанных кровей, худой как палка, и явный психопат, если верить словам Энджело.