За решеткой - Никки Джеймс

— Хрень собачья.

— Это было слушание в духе «он сказал, она сказала». В итоге я остался виноватым. Мне выписали запретительный ордер, не разрешавший приближаться к ним обоим, и сказали больше не подходить к ней.

— А что Исайя? Как он объяснил, что находился там?

Бишоп рассмеялся, но в этом звуке не было веселья.

— Он сказал своему папочке, что Аянна — его новая девушка, а я — взбешенный и распускающий руки бывший, который не мог ее отпустить. Он сказал, что я хотел заполучить ее себе.

— И дай угадаю, Аянна это подтвердила.

— Синдром избиваемой женщины. Она слишком боялась бороться за меня и забрала свои прежние слова назад. Исайя с каждым днем становился все более агрессивным. Она боялась за свою жизнь.

Я знал, к чему идет эта история, и понимал, кто ответственен за те два убийства много лет назад. Мое нутро сжалось, пока я смотрел, как на лице Бишопа отражаются эмоции.

— Это он убил их, да?

Кадык Бишопа приподнялся и опустился от тяжелого глотка. Он несколько раз моргнул, затем кивнул.

— Я не смог его остановить. Я опоздал.

Он поднес кулак ко рту, и ему потребовалась минутка, чтобы вновь обрести возможность говорить.

— Бабуля внесла за меня залог. Мое дело еще не рассматривалось в суде, но мне не разрешалось приближаться к Аянне или Исайе. Однажды ночью она позвонила мне в истерике. Сказала, что даст Исайе решительный отпор, потому что ей надоело плясать под его дудку, и что он несправедливо обошелся со мной. Я уже слышал все это ранее. Она годами говорила мне одно и то же. Он ответственен за то, что наша дружба испортилась, из-за него я возвращался в тюрьму, так что я сказал, что не верю ей.

— Она лепетала извинения по телефону, говорила, что все исправит. Она сказала, что любит меня, и повесила трубку. Потом она позвонила ему и сказала, что честно расскажет правду и отправит его задницу в тюрьму. Как ты понимаешь, звонок не привел ни к чему хорошему. Я никогда не узнаю, почему она захотела сообщить ему об этом. Какими бы репликами они ни обменялись, это ее насторожило. Она сразу поняла, что совершила ошибку. Она знала, что он придет, но не знала, что делать. Может, они с Кеоном сбежали? Может, она позвонила копам в надежде, что они приедут вовремя? Нет. Она позвонила мне. Глупая женщина. Я сразу сказал ей позвонить копам и запереть дверь.

— Вот только он ворвался в ее квартиру, пока мы говорили по телефону. Я слышал лишь то, как он орет, а она кричит и плачет. Загрохотала мебель, она выронила телефон. Я слышал, как трубка упала на пол. Кеон звал маму, а потом последовал пронзительный визг, который я не могу описать. Это стало для меня последней каплей, — Бишоп покачал головой. — Я знал, что я освобожден под честное слово. Я знал, что мне нельзя приближаться к ней. Но... я побежал. Я побежал так быстро, бл*ть, потому что я знал... я знал. Но я оказался слишком медленным.

Одна слеза скатилась по его щеке, и он смахнул ее с нарастающей злостью.

— Я опоздал, черт возьми, а когда я добрался туда, он был... — нижняя губа Бишопа задрожала, и он грубо провел рукой по лицу. — Везде была кровь. На ковре, на мебели. Иисусе, это было ужасно. Он снова и снова продолжал вонзать в нее нож.