За решеткой - Никки Джеймс

Бишоп схватил с пола сложенный комбинезон и подошел к двери. Я открыл люк и принял одежду, быстро осмотрев ее изнутри и снаружи.

— Чисто.

Услышав мой вердикт, Бишоп снял одежду и подчинился приказам Эзры, пока тот руководил процедурой осмотра.

— Нагнись, бл*дь, и покажи сраку, засранец, — Эзра захихикал над своей идиотской шуткой, и я едва сдержался, чтобы не врезать ему кулаком.

Когда Бишоп натянул комбинезон, мы надели на него наручники (для посещений руки сковывались спереди, чтобы он мог пользоваться телефоном) и вывели из камеры. От меня не ускользнуло то, как Эзра приложил чуть больше силы, впечатав Бишопа головой в стену.

— Стой смирно, черт ты здоровенный. Все с тобой вечно медленно.

Я закусил щеку изнутри и надел оковы на лодыжки Бишопа. Затем Эзра дернул его за руку, и Бишоп охнул от неловкого рывка. Я не удивился бы, если бы хватка Эзры оставила на теле Бишопа синяки.

Но безмолвный гигант оставался бесстрастным, не возражая и не жалуясь на действия Эзры. Его взгляд больше не пронизывал нас обоих. Вместо этого он смотрел прямо вперед омертвевшим взглядом. Я невольно подумал, что это отсутствующее выражение тревожило сильнее всего остального, что я до сих пор подмечал за Бишопом. Он как будто отступил в себя, спрятался в какое-то темное глубокое место в своем сознании. Место, которое, как я себе вообразил, было полно кошмаров.

Он не сбивался с темпа, пока мы вели его к комнате для посещений. Всю дорогу Бишоп держал подбородок опущенным к груди. Мы посадили его на жесткий металлический стул у плексигласового окна и прикрепили цепочку к крюку на полу.

Эзра хлопнул меня по плечу и метнулся мимо меня.

— Надо отлить. Постой тут, а я узнаю, куда нам дальше, когда вернусь.

Я проводил его взглядом и покачал головой от нарастающего раздражения, вызванного этим типом.

— Я ему не очень нравлюсь.

Я повернулся и увидел, что Бишоп тоже провожает Эзру взглядом. То пустое выражение ушло, и на его месте проступила проникновенная тайна, все сильнее интриговавшая меня.

— Если честно, я сомневаюсь, что ему вообще кто-то нравится. Он несчастный мудак, и его обращение с тобой было несправедливым.

Бишоп не ответил. Он всматривался в мое лицо так, будто искал нечто под поверхностью. Что бы там ни было, должно быть, он нашел это, но стоило ему открыть рот, как движение за окошком привлекло наше внимание.

Миниатюрная афроамериканка с тугими кудряшками серебристого цвета шаркающими шагами подошла к окну. Она была сгорбленной, обе ее щуплые руки заметно дрожали, и одна из них сжимала трость, поддерживавшую ее равновесие. По виду я предположил, что ей было около 85 лет или старше.

На шее она носила красочный шелковый платок, а сама была одета в вязаный свитер поверх темно-синего платья в цветочек. Ее чулки сгрудились и перекрутились на коленях, а на ногах виднелись коричневые туфли на толстой подошве.

Подходя, она щурилась и всматривалась в стекло, а когда она встретилась взглядом с Бишопом, все ее лицо просияло как полуденное солнце.

По мужчине рядом со мной пронеслась осязаемая волна облегчения, и он подался вперед на стуле, потянувшись к трубке телефона и совершенно забыв про то, что собирался сказать мне.

Я дал ему уединение и отошел к двери. Эзра еще не вернулся, так что я наблюдал за разговором Бишопа с этой пожилой женщиной, которая, видимо, приходилась ему какой-то родственницей. Наверное, бабушкой, которую упоминал Хавьер.

Все повадки Бишопа полностью изменились. Его плечи расслабились, глаза заблестели, а на губах впервые с нашего знакомства заиграла тень улыбки. Резкие углы и агрессивная аура испарились. Передо мной оказался мужчина, которому как будто вообще не место в тюрьме. Невозможно было представлять Бишопа с окровавленными руками, пока я смотрел, как он говорит со старушкой.