За решеткой - Никки Джеймс

Было воскресенье, и «Далласские Ковбои» играли против Филадельфии. Хавьер настоял, чтобы я пришел в гости посмотреть игру, поскольку у нас обоих был выходной. Мелани сидела на кухне с подругой с работы, потому что не любила футбол.

Уже наступил ноябрь. Погода сделалась холоднее... по крайней мере, так утверждал Хавьер. Как по мне, +18 — это роскошь. Дома в это время года вполне часто выпадал снег, так что техасская версия холодной погоды меня не смущала.

Джален дважды связывался со мной после моего визита и сказал, что заполнил все необходимые бумаги для получения выплаты по страховке его бабушки. Но потребуется время для соблюдения всех формальностей. Тюремное заключение Бишопа создавало осложнение, поэтому они разбирались с деталями. Я предложил приехать несколько раз и забрать бумаги, которые Бишопу нужно было подписать. Мы надеялись разобраться с этим к декабрю.

Так что ситуация с адвокатом пока стояла на паузе.

За это время я еще раз навестил Бишопа и отработал смену в его секции. Четыре раза я брал дополнительные смены, чтобы побыть рядом с ним. Пока никто ничего не говорил. Ходили слухи, я чувствовал на себе взгляды и сталкивался с несколькими разговорами, резко обрывавшимися, когда я входил в комнату для персонала.

Среди надзирателей назревали подозрения. Хавьер говорил, что не слышал ни слова про мою ориентацию. Пока что. Их спекуляции пока касались лишь моих мотивов. Но он каждый день предупреждал меня, что это скоро изменится. Стоит лишь кому-то одному предположить, что я гей, и все рванет.

Я играл с огнем. Поздней ночью, когда мне не спалось, мой бок ныл, напоминая мне, почему я изначально оставил прежнюю жизнь позади.

— Ребята, хотите закажу пиццу? — крикнула Мелани с кухни.

— Было бы здорово, куколка, — сказал Хавьер и спросил у меня: — Какую начинку ты предпочитаешь в пицце?

— Да я непривередлив.

— Это я уже понял, но это не отвечает на мой вопрос.

— У меня уже заканчиваются подушки, чтобы кидать в тебя.

— «Мясное трио» устроит?

— Да. Но без ананаса. Это уже ни в какие ворота.

Хавьер запрокинул голову и крикнул своей девушке:

— Мясное трио и с двойной порцией ананасов, детка.

Я запустил в него свой последний снаряд, но он ожидал этого и со смехом отбил атаку.

Мелани заглянула в гостиную.

— Фу, Энсон, ты серьезно? Ананасам не место на пицце.

— Никаких ананасов. Твой парень ведет себя как мудак.

— Хавьер, будь лапушкой. Крылышки тоже хотите?

— Да, пожалуйста, — хором ответили мы.

На следующие тридцать минут мы увлеклись игрой. Из меня еще не сделали фаната «Ковбоев», но Хавьер купил мне кепку и настоял, чтобы я надевал ее на каждую игру, что мы смотрели вместе.

Когда доставили пиццу, мы пошли на кухню, чтобы наполнить тарелки. Мелани передала нам салфетки. Когда Хавьер потянулся к кусочку, я остановил его руку.

— Секунду. Дай я сфоткаю, — я вытащил телефон и подготовил кадр, подвигая коробку крылышек, чтобы все влезло.

— Ты что делаешь? Ты же не из тех людей, которые выкладывают все приемы пищи в соцсети?

— Нет, — я усмехнулся. — Это кое-что другое.

Я не делился деталями визитов к Бишопу. Это было личным, а Хавьер раз за разом доказывал, что не понимает этого.

Мы снова уселись на диван и поедали пиццу и крылышки, пока шла игра. Уже в четвертом периоде мой телефон завибрировал от входящего сообщения. Я вытащил его и нахмурился. По венам пробежал холодок.

— Что такое?

— Рей хочет, чтобы я завтра пришел за полчаса до смены и поговорил с ним.

Хавьер покачал головой.

— Я же сказал, что это дерьмо укусит тебя за задницу.

— Нет правила, утверждающего, что я не могу навещать заключенного. Я проверил.

— Да, но твое поведение чертовски подозрительно. Люди переговариваются, и лишь Богу известно, что именно услышал Рей.