Небо в алмазах - Alexandrine Younger

— Смотри, драгоценная, замуж зимой выходишь. Птицу счастья поймала, что любая бы с пеной у рта тебе горло перегрызла. Нет, не я, конечно. Я этих золотых мальчиков на своем веку столько видела, что аж полк выстраивай. И все сплошь при иномарках и связях! Да, да! Не думай, что о тебе здесь рты не раскрывают. С самого первого дня болтают, а когда в Ленинград уехала, то злобно похихикали! Не все коту масленица!

— Раньше тебя это не заботило, — Павловой давно наплевать на то, что о ней говорят. А говорить будут, напряженно размышляя, ради каких целей объединились сын академика, без пяти минут уголовник, и дочь убитого судьи, выброшенная из вольготной жизни за кордон девять лет назад. Союз, выгодный во всех отношениях — шутили сокурсники, а Лизе оставалось лишь самоуверенно улыбаться, наливая ямочки на своих щеках ядом злословия, — но повествуй, мне интересно. Не зря ты уши грела.

— А то и долдонят, что отхватила, так отхватила! Невеста счастливая, перышки чистишь, а там гляди — и жена! Жена при муже, который фигу тебе покажет и твоему диплому в частности, — в своих рассуждениях Софка сама себе напомнила собственную мать, живущую по категориям — машина, квартира, дача. Голиковы не страдали возвышенными мечтаниями, и поэтому Софа готова безжалостно рушить воздушные замки своей лучшей подруги. — Где будет твой институт, скажи на милость? В кастрюле с щами? На Томку посмотри! На уме одни борщи вместо формул, все дома, быт обустраивает… И спрашивается, к какому чёрту ей это образование?

— Не выдохлась перечислять, подруга? — тоненькое колечко, подаренное Космосом больше года назад, привычно поблескивало на пальчике Лизы, давая ощутить, что прожитые метания, переживания и выбор, сделанный в пользу единой судьбы, был верен. В момент, когда Софка чеканит слова как механический аппарат, Лизе не боязно, но слишком много обличительных аргументов для одной пары уголовного права. Их вряд ли кто-то услышит, а преподавателю глубоко наплевать на дисциплину — не в детском же он саду, в конце концов. — У меня бы язык отсох…

— Представь себе, Лизка! Ты домашняя, в халатике и с бутыльком караулишь бабаек возле кроватки с беззубым кульком, и забываешь, чего мудрого такого в институте? Стоишь за плитой, уставившись в ящик, и заодно передергиваешь, когда твой муженек задерживается… Сама знаешь где, не мне тебе объяснять, в какой среде ты крутишься!

— Софа! Ничего не перепутала? Раз так, то ты недалеко от меня ушла… Возможно, что мой брат — не подарок с красной лентой, и тебе не на кого спустить всех собак, но… и я сама разберусь, куда упадёт мой диплом! Было бы желание…

— Признаешь, что упадёт? А Кос обеспечит твое безоблачное будущее. Далеко пойдет! И думать забудешь и про Маркса, и про Энгельса. Не из детской кухни ж тебе курсовик строчить?

Лиза легко качает головой, кривя розовые губы в насмешливой ужимке. Ей не больно от услышанного. Она давно и наверняка знает, куда ведут кривые дорожки близких ей людей, и что она никогда не пойдет против их воли. Софке легче. Хотя бы потому, что она не так давно знает Витю, Лизу и ей проще вырвать себя из их реальности. Проще… Но не без корня, и не без крови.

— Соф, может быть, ты никогда не поймешь меня, но — это моя жизнь, — Лиза делает акцент на слове «моя», и наконец-то снова окутывает подругу голубоватым взглядом, — моя, которую я выбрала. И если, по-твоему, моя функция сводится к «принеси, подай», то, наверное, ты не понимаешь, что я нашла в Космосе! Андестенд? Ты хочешь поговорить ещё? Я готова, но осторожнее на поворотах…

— До твоих идеалов мне как до китайской пасхи, — Софе слишком знакомы глаза, которыми Лиза смотрит на неё. Это взгляд Вити Пчёлкина, того же леденящего цвета, в морозы сковывающий холодом, — так или иначе, но всё решено. Правда?