Сладкий вкус любви - Кейт Кентербери

— Не знаю, куколка. Я пыталась получить его за тебя, но чувак попросил удостоверение личности.

Мне потребовалась минута, чтобы соскрести себя с дивана. Поход к двери был для меня настоящим путешествием. Я всего несколько раз отваживалась выйти за пределы квартиры, превращенной в склад, которую Джейми делила с тремя другими женщинами, с тех пор как все развалилось в день моей свадьбы.

В первый раз, когда взяла себя в руки настолько, чтобы выйти из квартиры, я отстригла шесть дюймов волос — волосы, которые отращивала почти два года, чтобы создать идеальный свадебный образ, — а затем покрасила свой натуральный блонд в цвет розового золота.

У меня не было особой причины хотеть розовые волосы до плеч. Я не могла этого объяснить иначе чем то, что больше не хотела видеть в зеркале свою старую версию.

Именно это привело меня к тому, чтобы сделать татуировку. Что гораздо более постоянное, чем смена прически, но мне хотелось этого годами. Поэтому теперь нужно было зримое напоминание о том, что, кем бы ни была до этой катастрофы, сегодня я уже не та девушка.

Затем я продала все, что касалось моих прежних отношений. Платья всех видов: для фотографий помолвки, для вечеринки по случаю помолвки, для презентации подарков невесте, для девичника. Наряды для афтепати и ланча на следующий день, образы для медового месяца. Те потрясающие туфли цвета фуксии и фату. Все, что я носила с бывшим. Все случайные сентиментальные вещицы, которые тщательно собирала. Даже журналы для новобрачных двухлетней давности.

И это чертово свадебное платье. Как оказалось, я не испортила его каким-либо существенным образом. Просто небольшой разрыв по боковому шву, ничего такого, с чем портной не смог бы справиться. Учитывая, что этот дизайнер почти никогда не шил ничего, что подходило бы девушке шестнадцатого размера вроде меня, десятки невест выстроились в очередь, чтобы купить его у меня.

После этого мало что осталось. Лишь одежда, которую я носила, работая в детском саду. Коллекция штанов для йоги различных оттенков выцветшего черного. Коробка из-под обуви, полная дурацких сережек, которые я любила, но мой бывший жених ненавидел.

Итак, я была здесь с новой прической и свежими чернилами, потягивала ликер и смотрела бессмысленное реалити-шоу на диване моей лучшей подруги в старой пижаме, пока бывший наслаждался медовым месяцем, который я запланировала и оплатила в качестве свадебного подарка ему. Это была моя награда за соблюдение правил.

Это и еще то, за что, черт возьми, я должна была расписаться у двери.

Я прошаркала по квартире, накинув на плечи одеяло и крепко прижимая его к груди, потому что нельзя было доверять, что эта майка не расползётся на мне. Одно неверное движение, и мои сиськи могли вывалиться наружу.

Джейми прислонилась к стене, пока я передавала свое удостоверение личности и расписывалась в получении письма.

— Что это? — спросила я курьера.

— Не моя работа знать, — ответил он. — Моя работа — доставлять корреспонденцию, и ты не облегчила мне задачу.

— Как загадочно, — сказала Джейми, удаляясь по коридору.

Я повертела конверт в руках.

— Что бы это ни было, не думаю, что меня это волнует, — сказала я, тащась обратно к дивану. Потом бросила конверт Джейми. — Просто скажи мне, что там написано.

Я уставилась в телевизор, закутавшись в одеяло, и допила остатки поистине отвратительной смеси красного вина, льда и диетической колы. Ужасно. Преступление против вина. Но вкусно.

Джейми разорвала конверт, и я оценила — не в первый раз — полное отсутствие осуждения с ее стороны. Некоторые люди не вынесли бы такого долгого барахтанья в жалости в себе. Они не стали бы обсуждать дизайн татуировки или радоваться, когда первые пряди волос упали на пол салона. Джейми не осуждала, она принимала, и это было только одной из лучших черт в ней.

— Это о твоей сводной бабушке, — сказала она, перелистывая страницы. — Той, которая умерла.