Сладкий вкус любви - Кейт Кентербери

Эти двенадцать минут были жаркой, бездыханной вечностью, когда я была совершенно уверена, что являюсь чайником на плите, который вот-вот взорвется. Ной провел ладонью на моему бедру, скользнув пальцами к шву, идущему по внутренней стороне ноги. Провел кончиками пальцев по краю этого шва, что произвело очень приятный эффект, превратив все мое тело в кипящую воду. То, что мое тело продолжало иметь твердую форму, было просто шокирующим.

В моей голове разгорелся ожесточенный спор о том, должна ли я раздвинуть для него ноги. Между моими ногами было не так уж много места, а это означало, что каждый раз, когда Ной исследовал этот шов, тыльные стороны его пальцев благословляли своим вниманием внутреннюю сторону другого моего бедра. Не то чтобы я жаловалась. Никаких жалоб. Ни на что. Хотя мне было интересно, хотел ли он, чтобы я превратилась в пар прямо здесь, в салоне его грузовика.

В конце концов, я не пошевелилась. Мне хотелось двигаться, извиваться и качаться на этих пальцах, но я оставалась на месте, даже когда от пронизывающего жара, у меня дрожали ноги. Я не смотрела на него, когда все началось. Уставилась прямо перед собой, молясь, чтобы эта рука поднялась на несколько дюймов выше. Еще немного. Чуть-чуть. Не нужно много. Просто немного выше.

Но если я раздвину ноги чуть шире…

Это была прекрасная идея, и она выполнила бы второстепенную задачу — объявить: «Да, я заинтересована во всем этом».

Возможно, это было слишком прямолинейно. Слишком дерзко. Проблема со мной — одна из них — заключалась в том, что у меня не было особой дерзости в спальне. Я не была исключительно откровенна. Не раскрывала фантазии. Секс был прекрасным, но я не требовала многого от своих партнеров. Я не говорила им, что мне нужно больше внимания после того, как они кончат, и не просила изменить ситуацию, если мне было не особенно комфортно.

Я так и не раздвинула ноги в приглашении.

Хотя очень хотелось. Я хотела сказать, ясно и бесстыдно, что мне нужно давление его прикосновений глубже, сильнее, выше. Я просто кипела здесь. Было так жарко, что я чувствовала, как секунды пульсируют между ног.

И тогда в игру вступил его большой палец.

До сих пор он неподвижно лежал на середине моего бедра, в то время как остальные его пальцы доставляли мне массу хлопот. Но затем Ной провел большим пальцем из стороны в сторону, рисуя полосу на моей ноге. Хотел он того или нет, но эта мягкая линия словно прошептала, что все, начиная с этого момента, принадлежит ему.

Я моргнула и сжала губы. Я больше не хотела играть в эту игру. Мне хотелось заполнить тишину своей болтовней, его ворчанием и рычанием. Я хотела отвлечь нас — в основном меня — от сильного давления, нарастающего внутри меня. Хотела снизить температуру и вернуть все к тому моменту, когда моя кровь не кипела и не бурлила.

Я не хотела, чтобы эта игра заканчивалась.

Когда Ной повернул направо на Олд-Уиндмилл, гравитация этого поворота заставила эти пальцы глубже впиться в мое бедро. В этот момент, после молчания, которое тянулось как тайна, мне пришлось проглотить вздох-стон-писк, который его прикосновение вырвало из меня. Таков был негласные уговор — мы молчали. Не могли рисковать нарушить этот момент грубой реальностью слов или тяжелого дыхания.

Ной проехал мимо «Двух Тюльпанов», даже не притормозив, чтобы спросить, уверена ли я, что хочу поехать с ним домой. Он поехал вверх по холму, мимо указателей на ферму «Маленькие Звезды», мимо рядов яблонь. Когда мы подъехали к подъездной дорожке, ведущей к его дому, Ной бросил быстрый взгляд в мою сторону. Это был единственный признак — кроме его руки — того, что он знал о моем присутствии рядом с ним. Я бы все отдала, чтобы узнать, о чем он думает.

Мы остановились, свет фонарей на крыльце ярко освещал кабину и подчеркивал его прикосновение. Мы вместе смотрели на его руку, прижатую к темной джинсовой ткани, почти не решаясь прекратить игру движением или словом.