Гнилое яблоко - Литтмегалина (2020)

Пузырящаяся радость идиота: нет смысла, только желание ломать. Разлетающиеся осколки – это весело. Кричать ради крика, драться чтобы драться. На запястьях красные нитки, на предплечьях черные нитки вокруг дыр. Прыгать выше деревьев. Пинать, чтобы ногам стало смешно.

(красные шнурки, красная плоть в прорехе на колене. Я ударяю камень ногой изо всех сил, но он пустил в землю корни и не двигается с места. «Пни его сильнее», такой пронзительный голос. Я ненавижу запах перегара, но во рту вкус шоколада)

(кто? я?)

(кто я?)

Крик.

Отбил палец на ноге.

Крик.

Мое бешенство уходит в землю, как молния.

Крик.

Я наклоняюсь и вонзаю пальцы в мокрую почву, втискиваю их под камень. Камень черный и скользкий снизу, будто начал гнить. Подцепляю камень, но кто-то подцепил меня.

Крик.

Отпусти, отпусти, я упираюсь коленями в землю, напрягая все мышцы, пытаюсь вырваться, но чужие холодные пальцы глубоко запустили в меня свои острые ногти.

Крик. Крик. Крик.

(хватит. Это снаружи?)

Снаружи? Пальцы на ногах горят болью. Я стою прогнувшись, колени дрожат. Да, это я.

Снова прозвучал вопль, протяжный, будто кто-то вложил в него все свои силы, уже не тревожась о связках. По моему лицу стекал холодный пот. Или я действительно прыгал в озеро? Крик, теперь изрядно ослабший, повторился где-то за деревьями, сопровождаясь битом моего сердца. Я накрыл мокрое лицо ладонями, черными от земли, затем опустил руки и

(Где я? Кто я? Это – я?)

побежал…

– Эфил, псих, – прошипел внезапно возникший Отум, стискивая мои плечи и невесть почему впервые называя меня по имени. – Кто орал?

Я не мог ему ответить и только тяжело дышал. Отум резко тряхнул меня и отбросил в сторону. Он исчез было среди деревьев, но сразу вернулся.

– Нет смысла. Слишком далеко. Мы его не найдем.

Был ли он испуган, как я? Видел ли, как я кувыркался на берегу? Скорее всего, не видел, но чувство стыда не ослабевало. Сейчас я едва мог вспомнить все, что делал. Тело до сих пор было словно деревянное, как будто наполнившись призраками людей, чуждых мне, я стал чужим сам для себя.

(что нашло на меня этой ночью?)

Я медленно шел за Отумом. Совсем рассвело.

Миико сидел на траве. На нем все еще был серый, грубой вязки свитер Отума, похожий на рыбачий. Выглядел Миико получше, чем вчера, но все равно нездорово. Лицо белое, как яичная скорлупа.

– Кто-то кричал, – спокойно сообщил он.

– Нет, – сказал я.

– Нет, – одновременно со мной произнес Отум, и по инерции мы сцепились взглядами – попробуй возрази.

Но мы уже солгали одинаково. Поразительное для нас единодушие. Вероятно, в первый и последний раз.

Глаза Миико не выразили ни сомнения, ни веры, устремленные в точку за моей спиной. Я оглянулся и увидел серебряное кружево, растянутое меж пары высохших безлистных веток. Паутина. Вчера в сумерках я ее не заметил, но с рассветом она обозначилась четко, увешанная каплями росы, стекающими с гладких листьев над ней. Вода сделала невидимое видимым. Я сглотнул, бросил сдавленно:

– Я сейчас, – и ушел.

Среди деревьев, где Отум и Миико не могли меня видеть, я рухнул на траву как подстреленный. Внутри все переворачивалось. Я встал на четвереньки, и меня вырвало. Изо рта потекла вода, много воды, и за ней жалкие остатки вчерашнего ужина. Боль была такая, будто я блевал стеклом. Мелкие капли выступившего пота покрыли мое лицо, едва успевшее высохнуть после моих игр у озера.

Я лег на бок и некоторое время полежал, настолько обессиленный, что, приди Отум и начни бить меня ногой в лицо, даже бы не шелохнулся. В голове было совсем пусто, прямо-таки вакуум. Затем единственная мысль: «А ведь всего-то второе утро здесь. Что дальше?»

Я вернулся к остальным. Отум покосился на меня с любопытством, но расспрашивать не стал. Достав из рюкзаков пасту и зубные щетки, мы пошли умываться к тому же озеру.