Гнилое яблоко - Литтмегалина (2020)

Ему явилась женщина в белом, мне – нечто иное. Совпадения за уши притянуты. И уж тем более логично, что два усталых и сонных человека прикорнули под убаюкивающий шум дождя, как только у них появилась такая возможность.

(Слишком похожие сны. Зачем ты убеждаешь себя, что ничего не было? Если бы ты включал соображалку хоть на три минуты в день, ты уже бежал бы прочь. Переругивания с Отумом стоят того, чтобы подвергать себя опасности?)

(нет никакой опасности)

(есть)

Этот разговор с самим собой начинал меня раздражать.

– Миико, тебе все еще холодно?

– Да, – ответил он не сразу.

Ладно. В конце концов, сейчас действительно промозгло.

Я услышал, как Отум натягивает на себя футболку. Шелестящий звук ткани, скользящей по плотной, наверное, солоноватой на вкус коже… у меня ком застрял в горле.

– Болезный, лови свитер, – предупредил Отум.

Руки-крюки как обычно подвели Миико, и пару минут он шуршал во тьме травой, отыскивая свитер наощупь. Поиски завершились успешно. Теперь, когда его согревают сразу два свитера – мой и Отума, удастся ли Миико наконец согреться?

Улегшись на землю, я оперся спиной на рюкзак. Миико тихо пыхтел, пытаясь улечься поудобнее. Так же, должно быть, возятся звери, устраиваясь на ночлег. Вскоре Миико затих и в слепой темноте все равно что исчез.

Я включил фонарик. Я устал нервничать, и мне было настолько безразлично, как пойдет дальше, что почему бы не потратить единственную батарейку. Круг желтоватого света вздрагивал на странице. Когда мне плохо, я пишу –

(пиши, пиши, пиши, однажды это спасет твою жизнь)

плевать, что порой совсем ерунду. Я делаю это потому, что знаю – хотя бы немного посветлеет, даже если всю темноту и не разогнать, даже если мир навсегда захлестнул мрак.

Громадина… мне почти хочется снова в него поверить.

– Умник? – ядовито спросил Отум и пнул меня в щиколотку, проходя мимо.

– Да, я умный, – сдержанно ответил я. Будь это правдой, я бы не оказался в таком месте с такими людьми, но это был мой единственный ответ на подобные вопросы.

– И о чем же ты пишешь?

– О том, что тебя не касается никаким боком.

– В этой стране меня все касается, – его голос затихал, отдаляясь. Хорошо; менее всего мне хотелось сейчас уделять внимание мании величия Отума.

Громадина возненавидел город, отнявший у него хозяина… Обезумевший от ярости, он идет по улице, возвышаясь над крышами обшарпанных двухэтажек…

Я сам не разберу потом эти торопливые неразборчивые строчки.

Вернулся Отум или нет, я не заметил. И потом – все, устал, – я выключил фонарик, лег на бок, и жесткая трава уколола мою щеку.

Я понемногу схожу с ума.

11. Я схожу с ума

Серую бетонную стену покрывает паутина трещин. Из трещин сыпется серая пыль. Сидя возле стены, я прижимаю к себе руки, покрытые порезами. Двигаться больно, но я поднимаюсь, бреду вдоль стены и затем дальше по улице. Никогда прежде Рарех не был таким тихим. Вязкая, как клей, тишина разлилась по городу и, затвердев, сковала его собой. Сейчас я бы обрадовался даже мерзкому реву машины Януша, но вот она, припаркованная на обочине, неподвижная, покрытая пылью так плотно, что едва различим ее уродливый травянисто-зеленый цвет.

– Януш, – зачем-то зову я, – ты здесь?

(мне нужен кто угодно живой)

(говорят, в Рарехе видят призраков. Миико показывал мне фотографию, которую он спер у кого-то в школе. Фотография демонстрировала центральную улицу Рареха с застывшими вдоль нее туманными силуэтами. Миико клялся, что снимок настоящий, но я не поверил)

Стряхнув пыль с лобового стекла, я заглядываю в машину. Внутри темно и, кажется, пусто. Пыль на пальцах сырая и жирная, как сажа. Попадая в порезы, она усиливает боль. Я вытираю руку о колено. Сердце вдруг подскакивает к горлу, и я срываюсь в бегство… Я не сразу осознаю, что двигаюсь к дому моей матери.

Никого по пути.