Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

– Боюсь, что так. Их больше, поэтому лучшее, что мы можем попытаться сделать, – это использовать старый трюк индейцев равнин, о котором я узнал в Техасе… – Он хмуро осмотрел свою саблю, которую принес с веранды – одна из бронзовых нитей оплетки на рукояти порвалась, – а потом вдруг сообразил, что Купер все еще ждет объяснения. – Убить главаря, иногда этого бывает достаточно, чтобы остальные повернули назад.

Купер выпятил нижнюю губу:

– На мой взгляд, надежда весьма невелика.

– Так и есть. А ты что предложишь?

– Уложить вещи и бежать.

– Мне казалось, ты говорил…

– Говорил. Я действительно хочу спасти этот дом, и не только по сентиментальным причинам. Думаю, он нам понадобится, чтобы выжить после капитуляции. Если мы сбежим, то уж точно все потеряем.

– Значит, решено. Остаемся.

– Тебе не обязательно.

– Что?!

– Я серьезно, Чарльз. Ты пришел сюда, чтобы найти лошадь, а не для того, чтобы драться.

– Черт, кузен, да я только и умею, что драться! Я уже давно понял, что не создан для нормальной жизни.

Они пристально смотрели друг на друга; ни один ни другой не улыбался. Чарльз чувствовал тревогу и нетерпение. От прежней вялости не осталось и следа. Впереди его ждала битва, и он был готов к ней. Вдали снова крикнула ворона, другая тут же отозвалась.

Глава 126

Каждый раз, заслышав стук колес по Тринадцатой улице, Вирджилия бросалась к окну – и разочаровывалась. Почему Сэм так опаздывает? Что-то случилось дома?

Она в очередной раз задернула занавеску. Снаружи, над Нортерн-Либертис, сгущались февральские сумерки. Отдаленная деревушка, в которой Сэм купил для нее этот заново покрашенный аккуратный домик из четырех комнат, располагалась не в самом лучшем месте, но и не в самом плохом. На маленьком, огороженном изгородью из нового белого штакетника участке росли два огромных дуба.

Став любовницей конгрессмена, Вирджилия открыла в себе таланты, о которых еще год назад не могла и помыслить. Этим вечером дом был наполнен соблазнительными запахами жаркого из утенка. Вирджилия всегда ненавидела кухонные дела и никогда не была приличной кулинаркой. Но она училась. Ее любовник обожал хорошую еду и вино.

Кроме того, теперь она следила за собой постоянно, а не просто от случая к случаю. Сэму нравилось, когда женщина тщательно причесана и нарядно одета везде, кроме спальни. Перед сегодняшним его визитом Вирджилия потратила сорок минут на прическу, подбор духов и выбор туалета, остановившись на своем лучшем платье из бордового бомбазина, надетом поверх тугого корсета, который стройнил талию и увеличивал грудь.

А еще, к ее огромной радости, она стала для своего любовника кем-то вроде неофициального советника. Он обсуждал с ней дела конгресса и даже спрашивал ее мнения по определенным вопросам. На столе в гостиной лежала пачка густо исписанных листов – наброски речи, которую он собирался произнести на закрытом собрании одной из республиканских фракций через несколько дней после инаугурации. Он хотел использовать эту возможность, чтобы установить некоторую дистанцию между собой и президентом, и просил Вирджилию прочесть речь, чтобы узнать ее мнение.

От жены он такой помощи не получал, да и не просил ее. И все-таки сохранял брак с этой женщиной, хотя, как давно признался Вирджилии, в постели она была ни на что не способна. Он подозревал, что жене известно о его связи с Вирджилией, но был уверен, что она не доставит хлопот. Причина такой уверенности была проста. Он не раз намекал ей, что в ее шатком положении ей следует вести себя осмотрительно, потому что он может уйти от нее в любой момент. И не важно, что он вовсе не собирался этого делать.

В половине восьмого утенок пережарился, Вирджилия расстроилась. Когда на улице раздался стук копыт, она бросилась к двери и распахнула ее:

– Сэм! О, я так волновалась!