Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

5 июня, воскресенье. Тепло. По вечерам мы должны закутываться в москитную сетку, или нас сожрут. Тюльпанные деревья и багрянники затеняют наш больничный корпус даже в самые жаркие часы, но ничто не может ослабить кладбищенскую вонь, которая висит над всем городом с тех пор, как генерал Г. начал наступление. Потери просто чудовищные, погибших не счесть.

Достойных доверия новостей получить не удается, но санитары мне говорили, что в шести-восьми милях от Ричмонда идет большое сражение. Возможно, после него все наконец закончится и я смогу вернуться домой, к тебе, моя любимая жена. А если нет, то через несколько дней отправлюсь обратно в Виргинию – пуля, что попала в мою ногу, прошла навылет сквозь мышцу, не причинив особого вреда, хотя я все еще ковыляю все так же неловко, как во время побега из Ричмонда (хотя тогда это было по другой причине).

Я не хочу возвращаться на службу, и мне ничуть не стыдно признаваться в этом. Но придется, потому что, если Г. проиграет у Ричмонда, все это безумие продолжится.

Старина Эйб на следующей неделе в Балтиморе будет снова выдвигаться в кандидаты – теперь от какой-то Партии национального союза, спешно созданной явно для того, чтобы объединить менее радикальных республиканцев и военных демократов. У меня нет никакой уверенности в том, что Л. победит на выборах. Очень многие против него, и их с каждым днем становится все больше. Вчера вечером один офицер здесь открыто заявлял об этом. Сказал, что тот, кто прирежет президента, сослужит стране самую лучшую службу. Как глубоко еще мы погрязнем в безумии, прежде чем закончится этот кошмар?

В тот день, когда Линкольн победил на повторном выдвижении в кандидаты, совсем ненамного обойдя второго претендента от той же партии – бывшего губернатора Теннесси, а теперь сенатора Эндрю Джонсона, Изабель забрала близнецов и уехала в их летний дом в Ньюпорте. Жизнь в Вашингтоне стала невыносимой. Почти каждый час поезда и пароходы с убитыми грохотали по Лонг-Бридж или швартовались у причалов на Шестой улице. Повсюду бродили гробовщики с тусклыми лицами, изнуренные стремительным взлетом своей торговли и подсчетом барышей. В окружные военные госпитали было втиснуто от восемнадцати до двадцати тысяч пациентов. Раненые гуляли даже в лучших районах города, и их вонь перебивала самые стойкие духи.

Стэнли не возражал против отъезда жены. Это давало ему возможность более свободно посещать одну молодую особу, с которой он познакомился как-то апрельским вечером, когда вместе с несколькими приятелями-республиканцами, уже в сильном подпитии, заглянул в «Варьете» – довольно крупный театр на Девятой улице, чей фасад украшали флаги, а над ярко-белым фонарем вращалось большое прозрачное колесо, сверкая всеми цветами радуги.

В зале сидели почти одни мужчины. Прежде чем на сцене появились слезливые солистки, китайские акробаты и комики с выкрашенными черной краской лицами, к удовольствию зрителей, выступила группа скудно одетых танцовщиц, настраивая публику на патриотический лад. Самая хорошенькая из танцовщиц, полногрудая девушка лет двадцати, неожиданно заставила Стэнли вскочить со своего места и заорать вместе с десятками потных, жующих табак солдат вокруг него.

Держа в каждой руке по десятицентовой порции виски, Стэнли смотрел только на нее, а потом встретился с красоткой за кулисами, что оказалось совсем не трудно. Юную леди сразу привлекла его дорогая одежда, солидный возраст, а также его заявление о том, что он является доверенным лицом министра Стэнтона, сенатора Уэйда и конгрессмена Дэвиса заодно.