Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

Вторник уже наступил – приближался рассвет. В последние двенадцать часов, за которые они получали по телеграфу лишь очень короткие случайные донесения и сводки потерь, распространилось одно ничем не подтвержденное, но единодушное мнение: Хукер победил, хотя и высокой ценой.

Однако не все подхватили этот вирус уверенности. Вечный брюзга Уэллс – ныне военно-морской министр, а раньше газетчик из Коннектикута – никого не слушал.

– Может, они молчат потому, что просто нечем порадовать. Если бы мы победили, донесения посыпались бы томами, а не параграфами.

Стэнтон посмотрел на него долгим взглядом, Линкольн тоже, хотя в его глазах не было раздражения – только печаль.

– Я уже начинаю верить, что вы правы, Гидеон… – сказал президент. Он встал и набросил на плечи клетчатый плед, собираясь уходить; вид у него был измученный. – Отправьте посыльного сразу, как только узнаете что-нибудь определенное.

Караульные в вестибюле встали навытяжку, когда он показался в дверях.

Стэнли специально выбрал самый жесткий стул, но все-таки задремал и проспал до половины девятого, когда в министерстве уже началась обычная утренняя суета. С разрешения Стэнтона он прошел в личную гардеробную министра, сполоснул лицо тепловатой водой и даже попользовался одеколоном. А потом вышел в весеннее утро в поисках завтрака.

Он очень надеялся, что Хукер победил. Их партия нуждалась в победе, и не в одной. До президентских выборов оставалось чуть больше года, и если Линкольн проиграет, он многих потянет за собой. При мысли о такой возможности Стэнли поморщился. Он привык к своей работе и к той власти, что она давала. Если Изабель придется на всю оставшуюся жизнь вернуться в Лихай-Стейшн, она сделает его жизнь невыносимой. Жаль, что у него нет противоядия от Изабель – какой-нибудь молодой и не столь сварливой женщины, которая сочувствовала бы ему и понимала его проблемы.

Даже в этот ранний час на улицу уже вышли торговцы. Один расхваливал достоинства мыла, громоздящегося на его лотке, другой совал в лицо Джорджу Хазарду дешевую подзорную трубу. По рельсам катили конки, мостовая была заполнена армейскими фургонами, личными экипажами, наемными ландо, верховыми и пешеходами. На Пенсильвания-авеню один из вагонов конки перегородил Джорджу дорогу, звякнув колокольчиком. Раздраженный после вчерашнего вечера, когда они с Уильямом поссорились из-за его плохих отметок и Джордж потом плохо спал, он мрачно уставился на пассажиров. Большинство из них были мужчины, но…

Лицо, мелькнувшее среди других и тут же исчезнувшее, ошеломило его. Джордж резко остановился, и какой-то кучер тут же обругал его. Колеса повозки задели подол его мундира. Потом два всадника закрыли ему обзор, а когда они проехали, было уже поздно что-то предпринимать, если только он не хотел пуститься вдогонку за конкой. Джордж встряхнулся и поплелся через дорогу как пьяный.

Когда Стэнли вошел в обеденный зал отеля «Уиллард», он увидел своего брата; тот завтракал в одиночестве за столиком, наполовину освещенным солнцем, а наполовину остававшимся в тени. Они не виделись со времени поражения Уэйда в сенате, и Джордж, без сомнения, злорадствовал по этому поводу. В противном случае ликовал бы Стэнли.

Впрочем, долгое дежурство подействовало на него довольно странным образом, и ему вдруг ужасно захотелось пообщаться с кем-нибудь вне стен военного министерства. Поэтому он не обратил внимания на официанта, жестом предложившего ему другой столик, и прошел к столику Джорджа, который не отрываясь смотрел на тарелку с жареным картофелем; вид у брата был какой-то странный.

Джордж не поднял головы, пока он не кашлянул рядом.

– А, Стэнли… привет. Ты откуда?

– Из телеграфной. Всю ночь ждали вестей из Виргинии.

– Дождались?

– Почти никаких. Могу я присесть?

Джордж махнул на стул. Стэнли поставил цилиндр на соседний стул, потом сел, натягивая жилет на упорно растущий животик.