Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес (1938)

По этому поводу даже возник мимолетный литературный спор. Мистер Элиот считал, что «Любовный ростовщик» – это пьеса Фаркухара[116], на что сэр Арчибальд авторитетно возражал, полагая сие произведение стихотворением Джона Донна. Хозяин, к своему смущению, не будучи специалистом по литературе семнадцатого века, не счел возможным участвовать в установлении истины. Не оставалось ничего другого, как раздобыть нужные книги.

К сожалению, в аббатстве Шун это создавало немалую проблему. Буссеншуту, Уинтеру и Эплби было невдомек, что почти все то время, пока они блуждали по парку, остальные гости провели в ожидании момента, когда суть дела прояснится и станет понятен смысл очередной выходки шутника. Издания Донна и Фаркухара в аббатстве имелись, но, чтобы добраться до них, требовалась целая церемония. Шун удалился в свой кабинет, открыл сейф, достал связку ключей, затем отправился в противоположную часть дома, чтобы отключить сигнализацию, вернулся в «Трибуну», вошел в лифт и исчез. Только спустя десять минут он снова поднялся на поверхность с библиотечной тележкой, на которой лежали изящно обтянутые кожей коробки. Каждая из коробок содержала искусно переплетенный фолиант. Компания занялась изучением сочинений Фаркухара и Донна в их ценнейших первоизданиях. Причем именно эти манипуляции породили в уме мистера Элиота первые странные предчувствия относительно прославленной коллекции Шуна. Когда ученому требуется подобного рода ссылка, он обычно имеет под рукой самые обыкновенные, без претензий на особую ценность издания. А мистер Элиот – пусть и не ученый в полном смысле слова – обладал, тем не менее, обостренной чувствительностью к подобным мелочам. И, несомненно, именно эта пышная демонстрация, устроенная хозяином, стала началом революции в сознании мистера Элиота, в дальнейшем имевшей самые далекоидущие последствия.

А тем временем Арчи без труда обнаружил «Любовного ростовщика» среди сочинений Донна. Указанные строки выглядели так:

И в следующие девять

Исполнится полночный наш завет.

Эти слова породили лишь еще большее недоумение. «Полночный завет» не мог означать ничего, кроме убийства. А из того, что назначенное на полночь событие не состоялось в девять часов утра, невольно вытекал вывод: оно может произойти в девять вечера. Но все это не было понятно Шуну, Бентону и прочим, кто не прибыл из Раста. Поэтому, едва успев приехать в аббатство, гости вынуждены были поделиться подробностями неприятностей, приключившихся с ними за последние сутки. И вот в самый разгар разъяснений Паук, явно ускорявший темп своих действий, снова дал о себе знать. Если его первая проказа в аббатстве все еще оставалась в пределах привычных литературных проделок последнего времени, то следующая атака напомнила о ранних годах преступной карьеры. Причем она как нельзя лучше вписывалась в новую для него окружающую среду. Потому что на этот раз Паук взорвал настоящую бомбу.