Дитя огня - Юлия Крён (2012)

– Мне жаль, – тихо сказал он. – Мне очень жаль.

Арвид не мог ничего изменить, но сегодня его уже не пугала близость, от которой он сбежал тогда. Сегодня он даже искал ее. И он нигде не смог бы ощутить это более отчетливо, чем здесь – в убогом и грязном, но таком же уединенном месте, как поляна в лесу.

Послушник поднял руки, нежно провел по плечам Матильды и наконец притянул ее к себе, чтобы согреть своим теплом, как раньше.

– Я никогда не пил так много, как сегодня, – пробормотал он.

– Я тоже.

– Я не понимаю, что делаю.

– Я тоже.

Интересно, он покраснел так же, как и Матильда? Догадывался ли он, что если поцелует ее сегодня, то уже не сможет ограничиться только этим?

На лице послушницы отразился страх, но она не убежала. Арвид чувствовал то же самое, но закрыл глаза, склонился к девушке и поцеловал ее.

Матильде было известно о плотских удовольствиях лишь то, что это грех. Она не имела никакого представления о мужском теле и понимала только одно: от него исходит опасность. Несмотря на скудные познания, путь, по которому она пошла, не был ей чужим и не казался ни греховным, ни опасным. Грех похож на змею, но Арвид не коварен. Грех ядовит, но эти поцелуи были сладкими, как мед. Грех ведет человека в ад, где горит жаркий огонь, но на ее коже не выступил пот. То, что они делали вдвоем и что приносило такие приятные ощущения, не могло быть грязным.

Раньше Арвид постоянно жил в страхе: он боялся себя, своей наследственности, боялся Матильды. Сейчас он сбросил с себя этот страх вместе с рясой и удивился тому, что одежда, легко скользнувшая на землю, значила так мало. Монашеская ряса давала Арвиду защиту, но Матильда не нападала на него с оружием, и ему не нужно было обороняться. Ее губы не несли угрозы, как не несли угрозы осторожные прикосновения ее рук, мягкая кожа и тем более уверенность, с которой девушка прижималась к его телу и которая заглушала вопросы: «Что я делаю? Почему не сопротивляюсь?»

Нет, Арвид не поддался искушению – он просто завершил то, что начал однажды в лесу. Он ощущал в душе Матильды знакомую противоречивость, но, когда они слились воедино, все противоречия растворились, а из половинок сложилось одно целое.

Все случилось неспешно. Их прошлое потеряло значение, когда они разделись и разложили на полу мешки, чтобы не ощущать холода, когда Матильда сначала неуверенно поглаживала кожу Арвида, а потом прижалась к нему всем телом. Ее движения направлял приятный огонь внизу живота – огонь, который от ее отрывистого дыхания не погас, а разгорелся еще больше. Он не утих, когда Арвид лег на нее сверху, и продолжал пылать, даже когда она почувствовала влагу между ног. Пламя разливалось по ее телу, обжигало вены и пронизывало с головы до пят бесконечным потоком, питавшимся ее накопленной страстью.

– Матильда, – прошептал Арвид ее имя, – Матильда.

Это было единственное слово, оставшееся у него в памяти, но вскоре он забыл и его. Теперь они говорили на языке своих тел, которые не стали ограничиваться шепотом, а пели превосходный хорал. Матильда открылась ему, притянула его к себе, и, хотя Арвид не знал, что нужно делать дальше, он не успел опомниться, как уже делал это. Потом он подчинился ритму страсти, который бился сильнее, громче и отчетливее, чем его собственное сердце. Этот ритм исходил из недр земли, которая не ожидала от людей ничего, кроме плодородия. Круговорот жизни и смерти был вечным, в отличие от законов, провозглашенных человеком.

Арвиду доставляло огромное наслаждение полностью погружаться в тело Матильды, ощущать ее тепло, растворяться в ней без остатка. Лишь позже он почувствовал, как сильно устал.

Юноша не стал подниматься, а лег на пол и притянул девушку к себе. Чтобы не думать о случившемся, они, обнаженные, уснули.