Время и музыка Михала Клеофаса Огинского - Анджей Залуский (1997)

В Лондоне Огинскому был оказан очень хороший прием, что подчеркивает не столько важность его особы (это подавалось некоторыми польскими историками как выдумка или хвастовство), сколько значение, которое британское правительство придавало возможному союзу и заключению торгового соглашения с Речью Посполитой. Именно неправильным пониманием ситуации можно объяснить мелочные споры относительно того, сколько раз беседовал Огинский с Питтом – один или два раза.

Огинский был представлен королевскому двору. Король спросил у него, поляк ли он, женат ли и когда собирается вернуться в Варшаву, где, как говорят, можно хорошо провести время. Королева была любезна и говорила о его дяде Михале Казимире. Огинский отмечает как любопытный факт, что в доме Ганновера принцессы обаятельны, но не миловидны, тогда как принцы очень красивы. В парламенте он слушает выступления Питта, Фокса, Бурке и Шеридана. Позднее, благодаря услуге архиепископа Кентерберийского – брата Окленда, ему удается побывать на церемонии, называемой им закрытием парламента, – правда, по его описанию, это скорее похоже на открытие, а предрождественская дата еще более осложняет эту загадку. На этот раз Михал Клеофас встречается с герцогами королевства – Уэльским, Йоркским и Кларенским.

В письме к своему старшему сводному брату Феликсу Лубенскому от 25 декабря Огинский пишет о своих двух встречах с Питтом. Историков смущает тот факт, что он приводит две противоречивые версии переговоров. В своих мемуарах упоминает о двух встречах, а в письменном отчете для депутации от 25 января 1791 года из Гааги пишет только об одной. Предполагалось, что первая информация, написанная много лет спустя, – неверная и объясняется желанием Огинского подчеркнуть свою значимость. Изучение совершенно неисследованной массы неопубликованного и никогда не предназначавшегося для опубликования материала в Госархиве в Москве подтверждает, что встреч было все-таки две. Во-первых, в архиве хранится вышеупомянутое письмо Феликсу. Кроме того, там есть длинная заметка, составленная намного позднее, в которой рассказывается о неизменной привычке Огинского вести учет в письменном виде своих действий и бесед. Я напомню об этой заметке в одной из последующих глав, когда буду характеризовать Огинского как писателя. Михал Клеофас не любил повторяться. Если он что-то писал в заметке или в письме, то в другом сочинении это описание не повторялось, если не считать, конечно, хранившихся копий. Поэтому я считаю верными обе версии. В официальном отчете для депутации, который должен был попасть в сейм и в уши короля Пруссии, имелась информация об обещании Британии поддержать Польшу в желании участвовать на предстоящей конференции в Систове, а также информация о торговых переговорах, которую, по мнению Огинского, надлежало довести до сведения сейма. Михал Клеофас не упоминал о двух встречах, чтобы не подчеркивать широкомасштабный характер переговоров, какими они фактически и были на самом деле. Во время первой встречи с Питтом Огинский передал ему очерк голландских купцов с аргументами против уступки Гданьска и Торуни, объяснил трудности, связанные с сеймом и общественным мнением в Польше, и, возможно, на этой же первой встрече впервые поднял вопрос о конференции в Систове. Во время второй встречи Огинский, вооружившись картами, предоставил Питту детальную информацию. Прозвучали доводы о том, что в связи с настойчивостью Пруссии уступить Гданьск и Торунь было необходимо, но это принесло бы большую выгоду польской торговле и сделало бы ее независимой от России. Говорилось также о расширении этой торговли через Ковно в Литве и судоходные реки в этом регионе, который Огинский знал очень хорошо. Было нежелательно, чтобы сведения об этой части переговоров дошли до прусского короля, поскольку в них затрагивалась необходимость избежать использования Вислы для перевозок. Британия обещала полную поддержку и гарантии. Через три недели британский посланник в Варшаве Хэйлс передал официальное предложение для депутации.