Время и музыка Михала Клеофаса Огинского - Анджей Залуский (1997)

Недалеко от Ганновера Михал Клеофас столкнулся с актом, напоминающим сегодняшнее футбольное хулиганство, правда, в версии XVIII века. Несколько молодых английских офицеров пьянствовали и недостойно вели себя в гостинице. Пышность экипажа Огинского и его свиты стали объектом их недоброжелательного внимания. Офицеры вели себя, как любые молодые люди в подпитии, раздражая Огинского, который ехал со своей ожидавшей ребенка женой. С большим трудом он отговорил дюжих парней из своей свиты мериться с офицерами силами. Кулачный бой в гостинице не украсил бы карьеру начинающего дипломата! В Ганновере он обратился с жалобой в штаб. Фельдмаршала Брауна на месте не было, но генерал Фрейтаг принес свои извинения и пообещал наказать молодых нахалов. Корреспонденция Огинского с описанием всех его путешествий и поступков, его острая наблюдательность вызывает огромный интерес. Описание им первой гостиницы в Голландии, без сомнения, напоминает бальзаковское.

В Гааге Огинский был представлен принцу и принцессе Оранским и группе блестящих дипломатов. Он сравнивает влияние лорда Окленда со значимостью российского посла в Варшаве Штакельберга, который фактически управлял страной. На личном уровне Михал Клеофас особенно тесно подружился с португальским шевалье д’Араужо. Великолепие двора превзошло его ожидания. Принцесса Вильгельмина, сестра Фридриха Вильгельма, показалась ему величественной, но тактичной. Она хорошо отзывалась о Польше и о дяде Михале Казимире. У Огинского состоялся с принцем более чем часовой разговор, примечательный не только своей продолжительностью, но и тем, что принц не заснул. О принце поговаривали, что он засыпает даже во время процедур, ко сну никак не располагающих, например за едой, питьем и даже во время танцев. На удивление, принц проявил необыкновенные познания в польской генеалогии, хотя сам Михал Клеофас в этом вопросе был не силен.

Сочувствие Огинского к обездоленным мира сего проявляется здесь в заботе о благосостоянии животных. Он жалеет собак, которых хозяева заставляли везти тележки с рыбой на рынок, а после продажи рыбы везти домой своих хозяев. Фрукты здесь ему кажутся менее вкусными, чем в Польше, овощи, наоборот, вкуснее. Он восторженно отзывается о винах с мыса Доброй Надежды: те ему больше нравятся даже в сравнении с лучшими венгерскими винами, которые подавались в Польше. Огинский составляет компанию принцессе за игрой в карты, причем сам играет неважно, покупает картины для короля Польши, включая полотно Рембрандта «Портрет мужчины в лисьей шапке».

По-видимому, даже в те дни дипломаты не прочь были немного пошпионить. Некто Янсен за небольшую сумму в несколько сот дукатов раздобыл для Михала Клеофаса интересную статистику о секретных связях между Англией, Пруссией и Голландией, состоянии голландской торговли и армии. Узнав, что голландские банкиры собирались предоставить кредит Речи Посполитой на очень невыгодных условиях, Михал Клеофас смог приостановить сделку и добился гораздо более выгодного соглашения. Так сложилось, что Россия в то время также стремилась получить кредит, и усилия Огинского в некоторой степени помешали этому. Только через двадцать лет он узнает, как сильно возмущены были русские: они даже думали, что это было устроено умышленно!

Переписка Огинского делилась на два вида: официальные отчеты перед «депутацией» и неофициальные письма разным адресатам. Польские историки не всегда это учитывали – как правило, они не знали о существовании этой другой, секретной корреспонденции и считали последующие мемуары Огинского сумбурными, опять-таки не понимая, что в их основе частично лежат сделанные параллельно записи.