Вадбольский 3 - Юрий Никитин (2025)

Это прозвучало отчетливо и недвусмысленно, дескать, графиня не может работать у всего лишь барона, и даже общаться с ним может лишь сверху вниз. И ручку ей целуют графья и князья, а барону вообще-то по титулу целовать разве что туфлю, да и то самый кончик.

Я смотрел внимательно, по её тону заметно, ещё не закончила, и она ожидаемо продолжила:

— Однако по настойчивой просьбе своей приятельницы Байонетты… и по подсказке членов нашего кружка, могу в некоторой мере ознакомиться с бумагами ваших новых земель, барон. Разумеется, без всяких обязательств с моей стороны.

Я поклонился, тщательно скрывая вспыхнувшую радость.

— Ваша воля — закон, графиня. Как скажете, так и будет.

И солнце встает лишь по воле вашего сиятельства, договорил про себя. И БигБум случился, чтобы через четырнадцать миллиардов лет вы изволили сказать мне это. Чистая предопределённость по Гомеру.

— Я подъеду в ваше имение завтра, — произнесла она холодно и высокомерно, снова посмотрела сверху вниз. — Или послезавтра. Как получится.

Я поклонился, разводя руки в стороны, словно собирался плыть брасом.

— Слушаю и повинуюсь. На сколько персон вашей прислуги готовить комнаты?

Она взглянула с тем же пренебрежением.

— Приеду одна. С шофёром, разумеется. Думаю, у вас там и прокормить слуг непосильная задача.

Вскинула голову, глядя сверху вниз с особым пренебрежением, чтобы не подумал чего. Я поклонился и раскинул в стороны длани, дескать, всё в вашей воле, графиня. А я что могу, если всего лишь барон с проблемами?

По просьбе Байонетты, думал я, глядя ей вслед, это значит, граф Басманов велел внучке взглянуть, не пропил ли я уже новое имение, а если нет, не нужна ли какая-то помощь с его стороны.

Ну, а суфражистки точно поддержали идею ткнуть в морду наглым мужчинам, что женщинам доступна финансовая грамотность.

Скорее всего, Дроссельмейер противилась идее помочь мне хоть в чём-то, но высокая идея суфражизма велит жертвовать личными интересами во имя равенства и свободы. Глориана и кто там ещё в их кружке, рейдами в Щели явно не ограничиваются, надавили, принудили, заставили принести себя в жертву, чтобы победить мужчин на их же поле.

Я кивнул своим мыслям, повернулся в сторону ворот из Академии и наткнулся на прямой и жёсткий взгляд Горчакова.

Он подошел, взгляд потеплел, сказал доверительным тоном:

— Кстати, случайно так услышал, твоя племянница Марчелла из хорошей достойной графской семьи Лаперуз и достойна доверия. По матери Вадбольская, внучка Василия Игнатьевича Вадбольского, твоего родителя, стало быть, тебе племянница. Их предку Жану Лаперузу в Петропавловске-Камчатском стоит памятник «Лаперузу»! Примерно такая же глыба серого гранита в поселке Терней, на Сахалине памятник повыше и покрасивше, есть ещё мемориал в честь Лаперуза на берегу залива Чихачёва, и вообще его именем названы горы, корабли и что-то ещё…

Ого, мелькнула опасливая мысль, быстро его снабдили нужной информацией. Знает даже больше, чем сказал мне, но скрыл под небрежным «что-то ещё», чтобы не вызвать подозрения. Опоздал, дружище, опасения уже вызвал. Давно.

— Ну-ну, — сказал я, — Марчелла его дочь или внучка?

Он охнул, посмотрел на меня с укором.

— Ты чего?.. У Жана Лаперуза были дети, часть переселилась в страну, о которой Лаперуз писал французскому послу в Петербурге: «Я не мог бы в собственной стране, у моих лучших друзей, встретить более тёплый приём, чем здесь, на Камчатке». Это он о гулянке с прапорщиком Хабаровым.

— Понял, — сказал я, — есть Лаперузы наши, а есть не наши.

Он сказал оскорбленно:

— Английских нет, ты чего?.. А наши служили России верой и правдой. За мужество в сражениях получили титул баронов, а потом, когда принесли пользу России в разработке руд и производстве стали для нужд армии, Лаперузов возвели в графское достоинство. Так что их род не запятнан изначально и до сего времени!