Вадбольский 3 - Юрий Никитин (2025)

— Слишком, — сказал я с сарказмом. — А их не должно быть вовсе. Одна-единственная уже рушит всю систему безопасности!

Мы быстро взбежали по ступенькам, он буркнул, не глядя в мою сторону:

— Юрий, не всё так просто. Мир в Европе держится и на том, что все правительства знают, что происходит у соседей. И, если какая страна вдруг начнет увеличивать армию, все настораживаются, шлют запросы, а потом объединяются против общей угрозы.

— А сами спешно развивают научно-техническую базу, — напомнил я. — Поверь моим словам, та страна, которая первой вооружит армию скорострельными винтовками на пять патронов, тут же начнет войну в Европе и… победит!

Он скептически улыбнулся.

— Так уверенно говоришь, словно знаешь, кто начнет и кто победит!

— Знаю, — ответил я.

— Кто победит?

— Да.

— Кто же?

Я ответил медленно, уже понимаю, что он меня подловил на «слабо»:

— Лучший друг твоего отца. С которым по субботам пьют коньяк и играют в шахматы. И с кем вместе на охоте убили двух медведёв.

Он посмотрел удивленно, расхохотался:

— Ну, Юра, у тебя был такой серьёзный вид!..Мой отец играет в шахматы… кстати, откуда это знаешь?.. с послом Пруссии герцогом Лауэнбургом.

Я прервал:

— Он же Отто Эдуард Леопольд, граф фон Бисмарк-Шёнхаузен. Да, он друг России и всячески противился союзу Англии и Франции, когда те запланировали Крымскую войну…

Он в великом и чуть преувеличенном изумлении вскинул брови.

— Какую-какую войну?

Я нехотя улыбнулся.

— Которая уже началась. Её сейчас называют «Восточной войной», потом назовут «Турецкой». И в которой нам зададут жару, уж поверь… Ну ладно, не верь, сам всё узнаешь. А винтовку всё-таки не отдам. Разве что услышу нечто очень положительное. А то покажу вам, а через месяц начнут выпускать в Англии сразу на трёх заводах. Или в Пруссии. Так и передай отцу. Но не Бисмарку. Хотя он всё же наладит выпуск этих или подобных винтовок… Но, думаю, Франция успеет раньше.

Он нахмурился, видимо и сам знает, что не всё слажено в нашем правительстве, слишком взаимосвязано с высшим обществом, в Европе вообще говорят, будто в России политику определяют в салонах.

— Вадбольский, — сказал он недовольно, — нужно больше доверия нашему правительству. Не все там глухи и слепы. Думаешь, только я один заметил, что ты получил баронство и огромный надел земли после того, как граф Басманов внезапно вернул себе прежнее зрение?

Я поморщился.

— Думаю, я не настолько крупная величина, чтобы меня замечали на таком высоком уровне.

Он усмехнулся.

— Верно, но на низком, где каждого берут на учет, тебя уже заметили. И кто-то порекомендовал обратить внимание. Вверху, конечно, люди другого ранга и возможностей, но… кто это говорил, что хороших мужчин разбирают ещё щенками?

Всё, сказал я себе с внутренним холодком. С врачеванием тоже надо завязывать. А если очень уж необходимо, то через Джамала. О нём ничего не известно, ни где живет, ни где служит.

Улыбнувшись как можно более простецки, я сказал без особого интереса:

— Я не лекарь, сам знаешь.

Он кивнул.

— Знаю. Может быть, только я один и заметил. Как и то, что графиня Кржижановская, по отзывам её знакомых, явно помолодела, выглядит прекрасно, дышит юностью…

— И чё?

— Ты с нею общаешься, — напомнил он и добавил значительно и с расстановкой, — как и с графом Басмановым.

— Ну ты и гад, — сказал я с сердцем, — обо мне сведения собираешь?

Он ухмыльнулся.

— Ничуть. У меня память хорошая, а мозг умеет раскладывать по полочкам. Но я твой друг, Юра. Хоть ты меня и не принимаешь.

Я буркнул:

— Я никого в друзья не принимаю, мог бы и заметить. Потому что всякий старается побыстрее набросить на меня хомут и поставить в стойло. А я пока такой вот мелкий, мне бы просто жить и никого не трогать.

В комнату заглянул дворецкий.

— Изволите кофий?