Вадбольский 3 - Юрий Никитин (2025)

— Америка? — спросил он с недоумением.

— Новый Свет, — уточнил я. — Можно свой патент взять. Понимаю, как и что чуточку изменить, берданка станет бить на двадцать саженей дальше, чем сейчас. Уже существующие заводы смогут, нужно всего пару станков ввести в линию и людей обучить. Ну пусть не пару, пять, но всё окупится!

Он подумал, кивнул.

— Можно мне этот экземпляр взять с собой?

Я ожидал такую просьбу, отрезал:

— Нет!

Он вскинулся, спросил почти враждебно:

— Почему? Ты же знаешь, кто мой отец! Я покажу ему…

Я покачал головой.

— А он покажет специалистам, да. Да только половина этих специалистов куплена западными службами и рассказывает им не только, что в армии, но и кто в ней кого, что поступает на вооружение, что может поступить, к чему быть готовыми, а чему надо помешать через правительство, где половина вельмож в родстве с иностранными герцогами и графами… Нет, и не проси!

Он помрачнел, с неохотой протянул мне винтовку.

— Жаль, хотя я тебе понимаю. Ты злой и никому не веришь.

— Здесь, — отрезал я, — никому. Пойдем, кофейку дернем. Здесь смотреть уже нечего, а мои гвардейцы тренируются…

— Что-что делают?

— Упражняются, — пояснил я. — Упражняются в особняке, там очень большой подвал, даже не знаю, что в нём было, но соседи вымели его начисто.

Он взглянул с интересом.

— Можно взглянуть?

Я вздохнул.

— Да, конечно. Но так, чтобы не мешать. Время тревожное, нам нужно быть готовыми отражать нападение…

— … и бить в ответ?

Я взглянул с удивлением.

— Помню старую мудрость латинских авторов, сдачи нужно давать в двукратном размере. Чтобы и обидчик, и другие понимали риск, на который идут.

Горчаков с улыбкой кивнул, да, это уже понял по моему поведению ещё в Академии, но я договорил:

— А так как я человек мирный, то из-за неумения драться могу дать сдачи впятеро. Когда волнуюсь, точно рассчитывать трудновастенько.

Любаша выскочила навстречу, как чувствует, что понадобится, я спросил весело:

— Ещё с ног не падаешь? Тогда сделай нам кофе и пирожков, какие умеешь особенно.

Она дернулась было исчезнуть, Горчаков уточнил:

— Три чашки!

Я вскинул бровь, он пояснил:

— Неужели не пригласишь её сиятельство?

— Пусть работает, — буркнул я, потом махнул рукой, — ладно, ради такого гостя… Целый княжич!

Он поморщился.

— Да ладно, как будто замечаешь наши титулы. Для тебя мы все одинаковы. Я всё ещё подозреваю, что ты тайный сын императора!

Я засмеялся, шутку принял, но напомнил себе, что маскироваться надо лучше, враги появляются всё зубастее и мускулистее.

Любаша заглянула в двери и прощебетала:

— Кофе через пять минут, её сиятельство изволили сообщить, скоро присоединятся!

— Спасибо, — ответил я.

Горчаков взглянул как-то странно, словно служанке я должен сказать «спасибо» другим голосом, или, что вернее, слуг никогда не благодарят, а я вот такая свинья, говорю «спасибо» слугам и аристократам с одинаковым выражением, словно бомбист какой или народоволец.

Сюзанна появилась даже раньше, чем Любаша внесла на подносе чашки с кофе и тарелку с сахарным печеньем.

— Кофий, — сказала она, — как часто пьете, Вадбольский?..

— Не считал, — ответил я. — Когда выпадает минута.

Горчаков хмыкнул.

— Разоришься.

— Что, — спросил я в изумлении, — кофий здесь дорогой?

— Кофейные деревья в Петербурге не растут, — сказал Горчаков и посмотрел на меня очень внимательно, — И вообще в России.

Я вздохнул.