На крови - Сергей Мстиславский (1928)

Наконец! Последние возгласы...

Архиерей, тяжело взмахивая черным, в серебро оправленным кропилом, двинулся к дверям церкви, осеняемый дикирием и трикирием. Хор, сбиваясь с такта, тянулся с клироса. Принцесса переняла свой посох в левую руку и милостиво оперлась о дрожавшую от благоговения и гордости руку жертвователя. За ними двинулись к выходу Ольденбургский и Лауниц, с ад’ютантами.

— Княгиня, — проговорил принц, проходя мимо нас. — Принцесса, и я будем рады видеть вас возле себя. Пожалуйте. Капитан Воршев, озаботьтесь этим.

Ад’ютант щелкнул шпорами и приостановился, пропуская нас. Мы вышли на площадку.

Внизу, оседая по ступеням негнущимися полами золотых стихарей, в предшествии замолчавшего хора, тяжело прядали архиерей, протодьякон, священники. Черная наколка принцессы кивала в такт спуску.

— Вам взаправду придется прорывать сегодня чумное оцепление, — сквозь зубы проговорила Марфинька. — Они окружают нас, Maladetta!

Сзади шелестели по камню ступеней шелковые шлейфы, мягкая поступь еще по-церковному осторожных шагов.

Принцесса остановилась, рукоятью посоха указывая на широкое окно, сквозь которое радужным потоком били морозные, насмешливые лучи. Голова Синягина быстро и радостно кивала под светом.

— Он зайчиков лысиной пускает, смотрите, — тихо засмеялась Марфинька. — В самом деле, смотрите по стене... Боже!

Я повернул голову. Бледное, бледное знакомое лицо, в профиль, скользило, как тень, вдоль стены... Тот с большими руками, во фраке... Он бежал, прыгая через две ступеньки.

Марфинька неистово вскрикнула и схватила меня за руку.

— Будет стрелять!

Прямо на Лауница. Лауниц дернул плечами, обертываясь. Поздно. Короткий, плоский, вороненый ствол прижался к стриженному затылку. Выстрел, второй. С диким воем бросились назад, вверх, спускавшиеся пары.

Принц отскочил к стене. Воршев рядом со мною, дрожа коленями, тянул из ножен широкое, нестерпимо яркое лезвие. Марфинька хохотала у перил, цепко прижимая к груди мои руки.

— Не вырвете! Нет, не пущу!

На площадке ломилась в захлопнутую, диким размахом, церковную дверь обезумевшая, воющая толпа. Мелькали кулаки, смятые прически, лоскутья разорванных платьев. Тело Лауница, лицом вниз, медленно оползало по ступеням — навстречу бежавшим от входа, вперегон, людям в серых пальто, с оружием.

Красные жесткие пальцы перевели затвор. Он приставил дуло к виску. Вопль и топот бегущих перекрыл выстрел. Или — его не было? Он вздрогнул и сел, уронив руку, прислонясь к перилам. Воршев, далеко, во всю длину огромной руки взнеся шашку, ударил косым и страшным ударом труп в темя. Лезвие сорвалось. Оно взметнуло в воздух лоскут красно-желтой кожи. Воршев ударил вторично, глубоко вогнав клинок в точеный настил перил.

— Отставить! — хрипло выкрикнул принц, шаря по стене прижатыми за спиной ладонями. Он дышал тяжело, свистящим дыханием, выпячивая желтые, мертвые зубы.

Марфинька закрыла глаза и, шурша платьем, опустилась на ступени. Я оставил ее и подошел к трупу.

Сейчас уже не отличить было черт лица под сеткой ровно точившейся крови — от сабельного среза и двух — ясно видны два черных ровных пулевых входа — ран. Галстук, грудь, воротник залиты красным и липким. Тихо стало на лестнице. И в тишине этой слышно, как бьют внизу о пол, падая в пролет, тяжелые, багряные капли.

— Ви-но-ват... Ваши документы?

Кто-то с распушенными усами, в полковничьих жандармских погонах, дотронулся до моего плеча широким жестом.

— Я не ношу при себе фамильного архива.

— Ваш входной билет, по крайней мере.

Я достал конверт: в нем был только один листок золотообрезанного бристоля.

— У меня нет билета.

Наклоном головы полковник указал вниз:

— Пожалуйте.

Выше, минуя меня, уже разомкнулась, запирая цепью ширину лестницы, серая зловещая шеренга.

Я сделал шаг по ступеням вниз. Княгиня быстро поднялась: