На крови - Сергей Мстиславский (1928)

Только однажды — это было уже в конце марта — мне послышались в голосе Магды иные ноты. Она читала в тот день свой перевод «Jannedek-Flamm» — «Иоанна-Пламя» из того же бретонского цикла.

Черной кованной сталью одела грудь,

Черноперым шлемом накрылась

Иоанна-Пламя.

Вышла в ночь, чадный факел в руке,

Меч заклятый, меч верный на левом бедре.

Угловая раскрылася башня.

Триста воинов с ней.

Вскачь!

Ночью туманною, полем пустым

К вражьему стану —

Иоанна-Пламя!

* * *

А в том стане — в балаганах тесаных,

Вкруг пьяных столов, в пересмех голосов

Пьет орда — криком ночь опозорила.

Плачет звездами ночь.

Темь.

* * *

И сквозь темь, сквозь туман,

Сквозь смех-пересмех —

Голос звонкий домчался до лагеря:

«Смейтесь!

Будете плакать — еще до зари.

Пируйте!

Вместо трапезы пышной

Будете черную землю глодать!

Величайтесь!

Похвальба ваша прахом пойдет,

Как прахом пойдет ваша грудь,

Подлая людь!

* * *

Кто прислушал, кто — нет...

Пьяные головы дремлют на грязных столах,

Средь награбленных блюд, среди чар опрокинутых.

* * *

Грянул вопль среди ночи:

Пожар!

Спасайтесь, товарищи, пламя!

Иоанна-Пламя

Жжет лагерь кольцом огневым!

Бежим!

* * *

Вихрь огневой звезды небу вернул:

Звезды, плачем опавшие,

Искристым смехом к тучам взнеслись.

Иоанна!

Стана нет! Пепел и прах.

Полегла орда — трупами смрадными.

Десять рабьих голов на рыцарский меч:

Счетом — три тысячи.

Кто бежал — не расскажет.

* * *

И на утро — улыбкой встречает зарю

У окна Иоанна-Пламя.

Глядя вдаль, на взгорье, где лагерь тлел,

Где дым поднимался от праха

Чадный,

Улыбалась Иоанна:

Хвала творцу.

Удобрены пашни.

Сожженные кости раба — лучшая пища корням.

Она опустила тетрадь и, выжидая, взглянула на меня. Старая баронесса, вздохнув, вышла. Магда оттянула к губам вившуюся у виска пепельную прядь волос и спросила по-новому прозвучавшим голосом:

— Ну, что же?

— На этот раз вы особенно вольно обошлись не только с размером, но и с самим текстом. У меня перед глазами французский перевод: там совсем иная Иоанна. Там — вражий набег, у вас... И откуда вы взяли слово — «товарищи»?

Глаза Магды блеснули вызовом:

— С улицы.

— Тогда — при чем тут Бретань?

— Я об этом и спрашиваю. О существе. Не о размере... — она скользнула взглядом к двери. — Говорите скорее, не раздумывая. Мне это очень важно.

— О рабьих костях?

Она кивнула. В эту минуту вернулась баронесса-мать. Глаза Магды похолодели. Стали всегдашними. И голос стал опять прежним.

— Размер, говорите вы? Но ведь размер слагается не содержанием, не темой, а переживанием автора, его восприятием темы. Тогда и теперь — для него и для меня — восприятие не может быть однозвучным. У меня перед глазами и в мыслях другая орда... и другой чад... Но если вы считаете нужным, хорошо: перечтем подлинник.

Глаза еще раз взблеснули — и снова перекрылись льдом. Урок пошел своим порядком. Мы простились при матери.

Мартын в этот день опять не пришел на мой вызов, на явку, хотя он в Питере уже вторую неделю. Под вечер я вышел из дому с твердым намерением разыскать его — во что бы то ни стало.

ГЛАВА X

МАРТЫН

Не по-обычному встретила меня Даша: без улыбки, неприветливо. Мне показалось даже, что она раздумывала: впустить ли? Во всяком случае, не сразу она откинула дверную цепочку. Войдя в прихожую, понял: на вешалке — шуба с котиковым воротником шалью; высокие черные ботики в углу. Мартын здесь, Мартын не хочет встречаться.

— Я не к тебе, к Мартыну.