За решеткой - Никки Джеймс

— Я узнаю насчет этого. А кто у нас Надзиратель Засранец? — у меня имелось предчувствие, но я не хотел гадать.

— Да брось, чувак. Засранец Аттербери. Он вечно пытается сделать нашу жизнь еще более адской, чем она уже есть.

Эзра Аттербери. И почему я не удивлен?

— Подожди, я узнаю, что можно сделать. Я не могу обещать, Джефф, так что не раскатывай губу. Но если он намеренно проигнорировал свои обязанности, я прослежу, чтобы начальство узнало.

Джефф коротко кивнул и вернулся на свою постель. Все его поведение выражало взбешенность, притом справедливую, если его лишили покупок безо всяких причин.

Я шумно выдохнул и решил сначала изучить этот вопрос на своем уровне и посмотреть, скажет ли кто-то еще то же самое.

Я остановился у Б20 и постучал по двери. Армандо, который уже лежал под одеялом, помахал мне рукой, думая, что я провожу проверку и не могу понять, жив он или нет.

— Не проверка, приятель. Ты сегодня получил бланк для покупок?

Он сбросил с себя одеяло и гневно посмотрел в окошко.

— Нет, бл*ть. Этот мудак их не раздал.

Я поднял руку в примирительном, успокаивающем жесте.

— Я займусь этим. Хотел узнать, это ограничено определенными людьми или всем рядом.

— Я свой не получил. Никто из нас не получил. Этому мудаку лучше надеяться, что завтра он не работает, иначе я его прибью.

— Ладно, успокойся и не чини себе проблемы. Я посмотрю, как это можно исправить. Погоди, ладно?

Армандо плюхнулся обратно под одеяло и пробормотал, кажется, ругательство на другом языке.

И вот отменный пример, почему не стоит бесить этих парней. У Эзры имелись яйца, но не было мозгов. Он напрашивался на проблемы.

Я глянул на следующую дверь. Б21. Камера Бишопа. Приблизившись, я заглянул через окошко перед тем, как привлечь его внимание. Он рисовал на стене таким маленьким кусочком угля, что тот едва держался в его огромной руке. Он заполнял пространство над его кроватью, кажется, портретом женщины. Мой угол обзора от окошка был не лучшим для рассматривания деталей, но это явно была та женщина, которую он называл бабулей. Мягкие кудри ее волос, болезненность и впалость ее щек, и то, как ее глаза засияли жизнью и любовью, когда она заметила Бишопа в окне.

Он был невероятным художником и прекрасно передал ее внешность.

Бишоп, должно быть, почувствовал мое присутствие. Когда я перевел взгляд с рисунка на его художника, те темные глаза не отрывались от меня. Если раньше я считал его внимание агрессивным и почти угрожающим, то теперь видел его в ином свете. Это все равно ощущалось так, будто он мог раздеть меня догола и посмотреть в мою душу, но уже по-другому. Он словно изучал меня, пытался понять, какое место я занимаю в иерархии тюремных надзирателей. Был ли я угрозой? Другом? Тем, кому можно доверять? Или врагом как Эзра?

— Ты передал ее красоту, — сказал я, не сводя с него глаз. — Просто ошеломительно.

Его внимание вернулось к рисунку. Он смотрел так напряженно, будто заглядывал сквозь бетонную стену в прошлое. Во время, когда он был с этой женщиной за пределами тюремной камеры. Едва заметная тоска скользнула по его лицу, и в глаза сверкнула искра. Скучание. Боль. Печаль.

Бишоп поджал губы и «проглотил» ком в горле таких размеров, что я увидел, как дернулся его кадык.

Было очевидно, что этот великан не собирался делиться или обсуждать его рисунки, так что я прочистил горло и спросил то, ради чего сюда пришел.

— В этом ряду жалуются, что сегодня не раздали бланки для покупок. Ты получил свой бланк?

Бишоп моргнул и еще пару секунд посмотрел на свой рисунок, затем опустил голову и искоса посмотрел на меня.

— Нет, не получил, босс. Никто из нас не получил бланк. Хотелось бы купить новые принадлежности для рисования, конечно, — он повозился с кусочком угля, перекатывая его между пальцами, и я видел, что ему не хватит еще на две недели. Ему повезет, если удастся растянуть хоть на день.