За решеткой - Никки Джеймс

— Мне нужно, чтобы ты это подписал. Это позволит нам обсуждать тебя и твое дело. Она сказала, что если возьмется, то придет встретиться с тобой и все объяснит.

Он вернулся к двери, взял бумагу, просмотрел ее и кивнул.

— У меня больше нет ручки. Они все забрали.

Я нашел ручку на своем ремне и передал ее через дверь. Бишоп подписал бланк и вернул его. Закрыв и заперев люк, я убрал бланк обратно в карман.

— Я знаю, ты стараешься, босс. Я благодарен тебе. Немногие люди готовы пальцем о палец ударить ради кого-то вроде меня.

— Они не знают тебя так, как я.

Легкая улыбка приподняла уголки его рта, но почти так же быстро скрылась.

— Ты заставляешь меня мечтать о вещах, о которых я не имею права мечтать.

— У тебя есть все права мечтать о них. Я сделаю все возможное, чтобы воплотить те мечты в жизнь, но мне нужно, чтобы ты доверился мне и не сдавался.

— Я попробую.

Это лучшее, на что я мог рассчитывать. Я сверился со временем и вздохнул.

— Вот-вот принесут завтрак. Мне надо идти. Как думаешь, сможешь не ввязываться в проблемы?

Он кивнул и окинул взглядом свою пустую камеру.

— Я попробую.

— Хорошо. Я точно не знаю, когда снова тебя увижу. Это не моя смена, но я посмотрю, что можно сделать.

Глава 16

Пиво было кислым на вкус (и это точно отражало мое настроение), а музыка пульсировала в ритме с моей головной болью. Размеренные гулкие басы какой-то новомодной панк-группы, которую я никогда не слышал. Толпа посетителей в «Бочке» пятничным вечером была густой, и нам с Хавьером повезло занять последний свободный столик.

— Прекрати выглядеть таким страдающим, — он пихнул меня в руку, привлекая мое внимание. Я и не осознавал, что хмуро пялился в свое пиво.

— Я не страдаю. У меня болит голова, и это, — я помахал рукой в воздухе, имея в виду музыку, — не помогает.

Мы выбрали этот популярный гриль-бар в Ливингстоне, потому что Хавьер неделями нахваливал его. Мы оба работали в утреннюю смену, так что пришли сюда примерно в пять, надеясь поесть и уйти до того, как буйные студенты заявятся для порции пятничной выпивки.

— У тебя болит голова, потому что ты спишь.

— Знаю. Слишком много всего в голове вертится.

Хавьер потягивал пиво, косясь на меня с задумчивым выражением на лице.

— Что? — рявкнул я, когда он не продолжил сразу же.

— Да разговоры пошли.

— Какие разговоры?

— О тебе. О Бишопе.

— И что говорят?

— Что ты много времени проводишь у его камеры. Что вы много перешептываетесь.

Откуда они узнали? Я был осторожен и следил, чтобы рядом не было других надзирателей, пока мы с Бишопом вели свои долгие беседы.

— Заключенные болтают, знаешь же. Они слушают. Они видят. Они делятся. Ты не такой скрытный, как думаешь.

Я потягивал свое кислое пиво, отказываясь реагировать на его заявление.

— Слухи дойдут до Рея, и ты опять окажешься у него в кабинете, если не будешь осторожен.

— Меня это не волнует.

— А должно волновать. Может, они и не знают настоящей причины, по которой вы с ним так много говорите, но их подозрения могут направиться в совершенно иное русло, которое навредит тебе по-другому.

— В смысле? — я глянул в сторону бара, гадая, где наша еда и почему так долго.

— В прошлом у нас были надзиратели, которых заподозрили в помощи организации побега или контрабанде вещей, которые заключенным не положено иметь. И такое случалось в других местах. Ты понимаешь, как выглядят твои действия? Ты так волнуешься, как бы все не узнали, что ты гей, но ты игнорируешь другое впечатление, которое ты создаешь. Не менее негативное впечатление, позволь добавить. Такое, которое может оборвать карьеру.

— Это нелепо. Они видели, что мы говорим. Они нихрена не смогут доказать, потому что ничего такого нет.