Отказ не принимается - Саша Кей

Он крепче сжимает мою ягодицу, и мое волнение растет. Слова протеста застревают в горле. Вторая рука присоединяется к первой. Моя пятая точка в ловушке. Надежно.

Воронцов прижимает меня к своему паху, где для меня уже приготовлен возбужденный член. Руки, которыми я пытаюсь отодвинуть Виктора, слабеют, не слушаются меня.

Да и ноги тоже.

Не выпуская из стальных, таких жадных объятий он подталкивает меня куда-то, а когда я понимаю, что что-то не так, впивается в губы поцелуем, подавляя мое восстание на корню.

Через минуту он роняет меня постель в моей спальне.

Прямо на соболиную шубу.

Его ладонь печет мою кожу даже сквозь ткань платья, а его руки уже, кажется, везде.

Одна, собрав подол в гармошку, хозяйничает под ним, а другая сжимает грудь. Мужское колено вольготно устраивается между моих бедер, губы заглушают стоны не то негодования, не то удовольствия.

Я снова близка к тому, чтобы потерять голову, но Воронцов внезапно останавливается. Я отражаюсь в его расширенных зрачках.

Гнев и вожделение я вижу в его глазах.

Он поднимается, оставляя меня распростертую на мехах.

Очевидно, это дается ему непросто. Грудь ходит ходуном, скулы побледнели, ширинка топорщится, кулаки сжаты.

— А теперь мне пора поработать, а тебе подумать. Дорогая.

Внутри меня еще тлеют угли, раскаленные его жаром, и у меня нет слов. Как он посмел? Он же… Почти меня соблазнил! Я ужасна! Становится невыносимо стыдно за свою женскую слабость.

— Я сегодня же уезжаю, — выдавливаю я в спину уходящему Воронцову.

Он оборачивается.

— С какой стати? У нас договор на неделю.

— Но вы уже приехали… — боже, это звучит жалко, и с каждым моим словом во взгляде Виктора все сильнее разгорается огонь.

— Это не имеет никакого отношения к сути договора. Неделя здесь и работа аудитора взамен.

Я не понимаю, почему он сейчас так доволен.

— Тогда не прикасайтесь ко мне! — приподнимаюсь я, осознав, что поза моя более чем неприлична.

— Еще чего. Я всегда делаю то, что считаю нужным. И… — тут Виктор поясняет, отчего у него такое довольное лицо, — я вижу, что поступаю правильно. Если бы у меня не было шансов оказаться в тебе, ты бы не пыталась смыться.

— Мерзавец! — вырывается у меня.

Воронцов только смеется.

Прежде, чем скрыться за дверью, он снова оглядывает меня плотоядно и бросает напоследок:

— Они розовые. И если потрогать, очень твердые и… длинные.

Глава 28

Шокированно смотрю на закрывшуюся дверь.

Виктор не врет, он точно трогал меня ночью. И разглядывал утром, а не только при лунном свете.

У меня бледно-розовые соски с крупными ареолами, и напряженные они не горошинками, а…

Боже!

Со стоном я прячу лицо в мех, пахнущий вербеной.

Как он посмел? Какой же он мерзавец!

Зачем Виктор об этом мне рассказал? Воронцов ужасен!

Подарок он выбрал! Меха и шелка! Эстет, блин! Не нужно мне нечего!

Я вскакиваю с кровати обуреваемая желанием швырнуть шубку в лицо Воронцова, но решимость тает, я не смогу смотреть ему сейчас в глаза… Это выше моих сил. Я не так искушена в этих играх, чтобы притворяться, что ничего особенного не происходит, и Виктор быстро все считает с меня и будет развлекаться за мой счет.

Я аккуратно вешаю шубу в гардеробной и закрываю дверь, чтобы лишний раз это великолепие не мозолило мне глаза и не смущало.

Умывшись холодной водой, я иду к детям. Я здесь именно для этого, а не для того, на что рассчитывает Воронцов. Я весь договор вдоль и поперек перечитала, только присмотр за ребенком.

Мне удается скрываться от внимания Виктора до самого обеда. К этому моменту я беру себя в руки, но Воронцов снова лишает меня самообладания. Половина дня в его присутствии, как год в аду. Он устраивает мне встряску за встряской.