Отказ не принимается - Саша Кей

Я слышу, что и его дыхание становится тяжелее, его стук сердца отзывается во мне, поднимая нешуточное волнение. Наша температура растет.

Воронцов прерывает диверсантские поцелуи в шею, чтобы заглянуть мне в глаза. Не знаю, что он хочет в них увидеть, но страсть отпечатывающаяся у него на лице лишает меня воли.

Глава 25

Я ощущаю, как ведомый его рукой ком простыни медленно сползает с моего тела, но Виктор по-прежнему следит за выражением моих глаз.

Удав, гипнотизирующий кролика.

Еще немного, и он оставит меня даже без хлипкого прикрытия в виде простыни.

Мой протест с треском проваливается. Робкая попытка ослабевшими пальцами удержать край ткани ни к чему не приводит, только в глубине глаз Виктора вспыхивает что-то дьявольское.

С грохотом распахнувшаяся дверь, разрушает это колдовство.

— Ма-а-ам! — радостный вопль Тимошки вызывает у Воронцова нервную судорогу на лице.

Кажется, кто-то вот-вот зарычит.

Но мне плевать. Я в курсе, что предвещает топот маленьких ножек, поэтому я молниеносно дергаю на себя простынь, закрывая все то, что никому в этой спальне видеть не положено.

Мгновение, и мелкий взбирается на кровать.

— Мам, ты говорила, что только совсем маленькие спят с мамами, а взрослые спят отдельно! — возмущается ребенок, прочухавший, что его обманули. — Я опять могу с тобой спать?

Тимка внаглую переползает через Воронцова, который все еще молча сверлит меня злым взглядом, но уйти не спешит. Он еще на что-то надеется? Наивный.

— Уговорил, — нахожусь я, стараясь не засмеяться. — Пока мы в гостях — можешь.

Говорю Тимошке, а сама смотрю на Виктора.

Неописуемое удовольствие видеть, как его разбирает досада.

А нечего! Я вообще не понимаю, как я могла допустить то, что происходило пять минут назад. Услышав Тимку, я сразу пришла в себя, а что это было такое до его появления… Помутнение разума какое-то. Это все последствия снотворного и простуды.

Хотя, удивительное дело, Екатерина была права, сегодня я чувствую себя вполне сносно. И горло не першит, и нос дышит. То ли сауна помогла, то ли чай с лимоном, то ли грелка во весь рост…

Это не важно. Важно то, что Тимошка появляется не один.

От дверей доносится голосок Эстель:

— А почему вы вместе спите? — и подозрений в этом голосе тьма. Я высовываюсь из-за плеча Воронцова, чтобы посмотреть на юного лейтенанта Коломбо, и встречаю тот самый прищур.

Я лягаю папашу, чтобы он сам объяснял дочери, как так вышло.

Тем временем Тимка окончательно гнездится между мной и Виктором, поглядывая на того неодобрительно. Воронцов переходит к устным коммуникациям только после того, как мелкий нечаянно задевает его по голове мусоровозом, без которого он никуда.

— Заходить без стука невежливо, — шипит он, потирая ушиб. — Надо стучать. И запирать двери.

Это уже мне.

Я только целую ребенка в щечку. Мой герой.

Не выдержав того, что основное внимание уделяется Тиму, Тиль тоже присоединяется к нам. Вместе с зайцем. И влезает тоже между отцом и Тимкой, окончательно отодвигая Воронцова от меня, отчего мне становится легче дышать.

— Доброе утро, — глядя исподлобья, надувается ревнивая Тиль.

До Виктора доходит, что ему обламывается абсолютно все. А еще, что я об этом совершенно не жалею. Смотрит на меня так, будто укусить хочет, но, увы.

В виду отсутствия перспектив, ему ничего не остается кроме как встать с кровати.

Ф-фух. Еще один повод для облегчения. На нем боксеры. То есть Воронцов хотя бы не лег ко мне в постель совсем без одежды.

— Варвара, нам нужно поговорить! — и поводит голыми плечами.

Я возмущенно смотрю на то, что обтягивает ткань боксеров, и радуюсь, что конкретно сейчас Тиль занята зайцем.

— Определенно не прямо сейчас! — указываю я взглядом на внушительную выпуклость.

У него даже кулаки сжимаются.