А если это любовь - Alexandrine Younger

Холмогоров не помышлял, что через год они поменяются местами. И Лиза будет тихо заходить в комнату, окидывать его безволие зимним взглядом, и, садясь рядом, молча брать за руку. Она знает, что такое больно. Поэтому Кос мог единственный раз дать слабину — положить темноволосую голову на колени подруги, не скрывая своих слёз.

Именно осенью восемьдесят четвертого он в последний раз плакал. Это не истерика, как в детстве от разбитого носа, но беспрерывные мокрые дорожки по щекам, поток которых не контролировался разумом. Но обратной дороги к ушедшему нет. Остается принять новую реальность и двигаться дальше, оглядываясь на отца, который стремился подчинить распорядок Космоса новым правилам.

Отношения между отцом и сыном норовили лопнуть, как старый глиняный кувшин. Кос видел в смерти матери следы тяжёлого развода Ады и Юрия, случившегося ещё в семьдесят пятом году. Родители разводились громко и тяжко, осыпая друг друга взаимными упрёками. Ада Сергеевна не смогла простить пренебрежения в свою сторону, выразившегося в полном уходе мужа в науку, чем полностью разрушила себя. Она никогда бы не призналась, что страдает не из-за обиды на мужа, а из-за собственного неровного характера. Часто профессор астрофизики просто не ведал, что ответить сыну, но Космос больше не хотел, чтобы его жалели. Жил, как жил.

И всё-таки речь не о недавнем прошлом. Оно, безусловно, подвело Космоса к черте, на которой он стоит. Холмогоров-младший почти смирился с тем, что придется готовиться к поступлению в институт. Кос успешно прошел испытания абитуриента и заслужил похвалу своего старика, но теперь понимает, к чему все это ведёт. К радости папы, это не обсуждалось, а вот что до себя…

Природа отдыхает на детях гениев. Великим физиком Космосу стать не светит. Он не видел себя ни лаборантом, ни научником со скудным окладом. Не пришей кобыле хвост! Кос бы бездумно мог тянуть лямку и перекатываться с пересдач на тройки, но это ему не улыбалось. А посмешищем в глазах заумных ботаников, критикующих сына самого профессора Холмогорова, он никогда не станет!

Заходя в кабинет приемной комиссии, и, объявляя о том, что обучаться по физическому профилю он не планирует, Космос не пасовал. Получая заветную папку с аттестатом, он вздохнул полной грудью, чувствуя облегчение, скользящее по венам.

Кос отбросил сомнения вчерашнего дня! Не боясь ни гнева отца, дожидающегося на улице, ни недоумения знакомых, которые решат, что Космос Холмогоров рухнул с дуба вниз башкой, посылая физический факультет МГУ далеко и надолго.

— Я могу тебя поздравить, сын! — Юрий Ростиславович, стоявший около новенькой голубой «Волги», салютовал Космосу. — Это новый этап. Начал ты его превосходно! Не без трудностей, но ты знаешь, что на многое способен.

— Поступил, есть такое, но… Поздравь, пап, — Кос закинул папку с документами в машину, — с тем, что я свой выбор сделал! Окончательный и бесповоротный.

— Ещё бы, физфак — ведущий технический факультет во всем Союзе! — гордо объявил академик. — У тебя большое будущее! Это я гарантирую.

— Пап, возможно, что и ведущий, но я там не к месту! Плохому танцору башмаки мешают. А я для твоего родимого физфака штанинами не вышел…

Юрий Ростиславович искренне полагал, что сын пошутил, но кожаная папка, брошенная ненужным грузом, подтвердила тревожную догадку. Профессор не ведал, стоит ли посыпать голову пеплом, укоряя себя за то, что этот обормот все равно проведёт, ведя личную политику «гласности», или же начинать орать сразу, прогоняя наследника поганой метлой обратно в университет. Пусть попытается убедить приемную комиссию, на карачках ползает, пока не возьмут обратно!

Но тщетно…

— С ума сошел? — только и мог спросить безутешный родитель, мечты которого разбиты у самой ленточки финиша. — Лето зря потратили? Зубрили от корки до корки, и ты вот так, к чёртовой бабушке это отправил? С твоей головой всё нормально, Космос?