Кольцо с шипами - Карина Рейн

На дворе стояла середина августа, так что сейчас моё бедственное положение не так уж бросалось в глаза — при минимуме одежды мало кто обращает внимание на её…хм…целесообразность. Проблемы начинаются зимой, когда землю сковывают первые морозы, а ты вынуждена носить в лютый холод не спасающее от вьюги осеннее пальто — единственную тёплую верхнюю вещь в своём гардеробе. Приходилось надевать несколько свитеров под низ и плотно укутывать шею шарфом, чтобы не подхватить бронхит или что похуже. Голову обычно укрывал бабушкин платок цвета топлёного молока с крупными красными цветами, так что с меня вполне можно было писать портрет типичной русской «Алёнки».

Как говорится, картинка смешная, а ситуация страшная.

Пока вытаскиваю в коридор свой рабочий инвентарь, ловлю на себе несколько снисходительных взглядов от «коллег» со статусом повыше и парочку смешков от младших сотрудников галереи; это могло бы задевать меня, но к счастью, к «не престижности» своей работы я уже давно научилась относиться по-философски: все вокруг могут сколько угодно задирать нос к потолку, но сути это не изменит — без таких «непрестижных», как я, все давным-давно утонули бы в грязи.

И к слову сказать, для меня эта мантра отлично работала.

Затыкаю уши наушниками, чтобы не отвлекаться на глупости, и приступаю к своим привычным обязанностям: помыть полы, вынести мусор из кабинетов, протереть пыль на полках и подоконниках, иногда полить цветы. Это может показаться скучным или быть в тягость, но я любила физический труд больше умственного — потому что результат твоей работы сразу на лицо.

А мне нравится видеть результат.

Учитывая, что наш музей по площади довольно большой, а я не робот с железными мышцами, таких трудяг помимо меня в музее было ещё двое: одна — Тамара Никитична, женщина шестидесяти лет, с благородными чертами характера, любящая чистоту и порядок, и Марина, которая была старше меня лет на десять-пятнадцать. Несмотря на внешнюю красоту, её внутренний мир был так же мрачен и противен, как тёмный сырой подвал, так что я старалась обходить её стороной.

В редких случаях, когда вопреки здравому смыслу и обстоятельствам во мне кипела энергия, я и после работы, придя домой, начинала наводить чистоту или копаться в саду; это стало для меня своего рода отдушиной и помогало избавиться от невесёлых мыслей хотя бы ненадолго.

Жаль лишь, что подобные подъёмы энергии случались нечасто.

Справившись со своей рабочей территорией, прячу инвентарь обратно в шкаф и с лёгкой душой расписываюсь на проходной; через пару дней зарплата, и я каждый раз по привычке жду чуда: кто-нибудь из бухгалтеров обсчитается и начислит мне чуть больше, чем десять тысяч, или начальство просто решит поощрить своих работников внеплановой премией.

И каждый раз не дожидаюсь ни того, ни другого.

Я знаю, что со стороны выгляжу мерзкой меркантильной дрянью, но в действительности мне просто некуда деваться. Я могла бы послушаться совета Никитичны и выйти замуж за человека, с которым не придётся каждый день думать о том, как дожить до завтра, но вся проблема была в том, что для меня не приемлем брак по расчёту. Пусть это и звучит наивно, но я всю жизнь мечтала встретить человека, которого полюблю без памяти, и который так же сильно полюбит меня; с ним я смогла бы чувствовать себя в безопасности и не ждать удара в спину. Но каждый раз, глядя на себя в зеркало, я понимаю, что мои шансы ничтожно малы — никто не посмотрит на такую замухрыжку, когда рядом есть куда более красивые девушки. Никто не обратит внимания на твой внутренний мир, если не привлекает оболочка — так уж устроен современный мир.

Как там были слова в песне? «Твой внутренний мир оценит лишь патологоанатом»?

Чертовски верно.

Домой плетусь как можно медленнее; во-первых, не очень хочется слышать про очередное неудачное похождение папы и потерю ещё одной семейной «реликвии», а во-вторых, я наслаждаюсь лучами заходящего солнца.