Кольцо с шипами - Карина Рейн

— Остаток жизни? — недоверчиво пищу.

На лице Демида появляется снисходительная ухмылка.

— Всё верно. — Он снова наклоняется слишком близко. — Ты ведь не думала, что сможешь развестись со мной через год-другой, понадеявшись на то, что я достаточно наигрался? Я не собирался связывать себя узами брака — до недавних пор — но раз уж этого всё равно не избежать в будущем, то я намерен жениться единожды.

— Я всё равно ничего не понимаю, — прижимаю пальцы к вискам, в которых начинает стучать. — Все, так или иначе, разводятся; что с того, если с нами случится то же самое? Вас никто не толкает в ЗАГС под дулом пистолета! Вы ведь сами не в восторге от идеи остепениться — вдруг вам самому захочется развестись через месяц?!

Лицо Пригожина суровеет в мгновение ока; замечаю в его глазах блеск молний перед тем, как он больно хватает меня за локоть.

— Не захочется, потому что я — не все, Ульяна, — раздаётся над головой громогласный голос, проникающий под кожу и совершенно подавляющий волю. — Чем раньше ты это поймёшь, тем легче будет твоя супружеская жизнь. И кстати, если ты думаешь, что наш брак будет фиктивным, то ты ошибаешься — он будет самым настоящим, причём во всех смыслах.

Мои губы удивлённо приоткрываются, но я этого даже не замечаю; прилипшую к губам прядку волнистых волос колышет выдыхаемый мной воздух, пока я обливаюсь холодным потом: не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, на что именно Демид намекает. Я не была ханжой, и знала, что когда-нибудь в будущем выйду замуж, хотя первая брачная ночь меня всё же немного пугала, так как я по-прежнему оставалась «девочкой». Полагаю, это не было секретом — Пригожин наверняка навёл справки прежде, чем делать мне предложение; скорее всего, это для него было очень важно, иначе он явился бы в наш дом сразу после проигранной отцом партии в карты.

Выходит, моя девственность — это основная причина, по которой он решился на шаг, к которому ещё морально не готов — сам ведь в этом признался минутой ранее.

— Нет, — срывается с губ раньше, чем я успеваю на эту тему как следует подумать.

Лицо Демида становится непроницаемым, когда он проводит большим пальцем по моим полураскрытым губам, ловя влажное дыхание — лишь в глазах на долю секунды мелькает что-то среднее между благоговением и предвкушением. Пару раз моргаю, приводя мысли в порядок: что бы он ни задумал, ему не удастся сбить меня с толку.

— Теперь поздно об этом, mi querida, — качает головой, а я фыркаю, услышав своё прозвище. — И советую тебе не думать об этом слишком много; относись к этому как к взаимовыгодной сделке — так будет легче.

— Моё тело и его непорочность не предмет для торговли, но я, кажется, уже об этом упоминала, — говорю как можно суше, хотя мне откровенно не по себе от сложившейся ситуации. — Для меня существуют вещи намного важнее денег и власти.

Демид приподнимает одну бровь и отнимает руку от моих губ, пряча её в кармане брюк; весь его внешний вид говорит о том, что он как минимум выражает презрение.

— Да-да, — насмешливо фыркает. — Дай угадаю — речь идёт о любви, верности, искренности и тому подобной розовой ерунде, я прав? Но любовь не вечна; верность легко покупается и продаётся, подобно украшениям; а искренность в наше время — крайне недальновидное качество. И если ты считаешь по-другому — ты наивна и глупа.

Снисходительно фыркаю.

— Тогда зачем же вам понадобилась такая наивная дурочка, когда вокруг полно бесчувственных эгоистичных фурий, только и ждущих случая подороже продать любое своё моральное качество? Потому что, если судить по вашему монологу, вам нужна именно такая женщина рядом — под стать.

Вот ей Богу, когда-нибудь мой язык доведёт меня до могилы, потому что ну не моё это — прикусить его вовремя. Секунда, и ладонь Демида вгрызается в копну моих волос; сжимает не больно, но довольно ощутимо — так, чтобы до меня дошли флюиды его праведного гнева.