Агония - Оксана Сергеева (2018)

Регине снились бабочки… кабинет… холл… кровь… травматолог… холл… травматолог… Снова бабочки… Бесценная коллекция Реймана. Снова гостиная. Диван, на котором лежала. Снова кухня. Стол, за которым они сидели. Все это складывалось в непонятную круговерть символов и образов, на которую ее притупленное успокоительным сознание, к счастью, почти не реагировало. На шее чувствовалось Вадькино дыхание, на теле — его сильные руки. Страшно не было. Было обидно. За испорченную встречу, за грядущее расставание, за время, которое они упустят, и, вместо того, чтобы быть рядом, разъедутся по разным городам. Обидно за нервы, которые они потратили и еще потратят в этой борьбе, абсолютно им ненужной, бессмысленной и бесконечной, ведь самая жестокая и беспощадная война — это вражда не людей с людьми, а их представлений друг о друге.

По дороге Чарушина так и не придумала, как будет объясняться с матерью. Что конкретно рассказывать? Как все это рассказывать? Некоторое время назад ее мучили переживания, понравится ли Вадим матери, она волновалась, поймут ли они друг друга. Сейчас же, когда на голову им свалились такие проблемы, вопрос взаимной симпатии Шамрая и матери стал заботить ее в последнюю очередь. Какое, в конце концов, это имеет значение? Одно успокаивало: если маме что-то и не понравится, она не выскажет это при Свете и Вадиме. Елена Ивановна Чарушина могла быть резка, категорична и к чему-то нетерпима, но она никогда не позволит себе лишнего при незнакомых людях. Она никогда не поставит своих гостей в неловкое положение. Даже ценой собственного задетого самолюбия она этого не допустит.

Самое смешное, что, когда мама открыла им дверь, и они вошли в квартиру, Вадим так и сказал: «Здрасьте, мама». Света и Регина тут же весело рассмеялись, для них это выражение звучало уже не как приветствие, а, скорее, как ругательство. Елена Ивановна улыбнулась, понимающе кивая головой: цель визита теперь ясна, дочь желает познакомить с ней своего нового возлюбленного. Только вот внешний вид Регины настораживал, слишком уж болезненный был. Глаза покрасневшие, как от слез или бессонницы, лицо припухшее, движения без привычной энергичности. Материнское сердце не обманешь. Что-то случилось.

Гости разделись, Елена Ивановна убрала верхнюю одежду в шкаф, пригласила всех в гостиную. Света и Вадим осмотрелись. Квартира просторная, светлая. Везде идеальный порядок.

— Господи, что же я села, — поругала женщина сама себя. — У меня все готово, сейчас стол накрою, за обедом и поговорим. Регина не сказала точно, к которому часу вы планируете приехать, поэтому сижу как на иголках. Вы уж извините мою рассеянность, только с дежурства, сутки не спала.

— Мамуль, давай сначала поговорим, а потом пообедаем, — тут же остановила ее Регина.

— Не пугай меня, — снова встревожилась Елена Ивановна.

— Я, пожалуй, пойду покурю. А вы пока поговорите, — вздохнул Вадим и поднялся с места.

— Вадим, курите на балконе, — вежливо предложила Чарушина-старшая и раздвинула шторы.

— Спасибо, — поблагодарил ее Вадим и, достав из кармана сигареты, вышел на лоджию.

Вышел он намеренно. Не потому, что очень уж хотелось ему курить, или кресло, в котором он так удобно устроился, вдруг стало неудобным. Он оставил женщин наедине, чтобы дать им возможность поговорить свободно. При нем Регина будет сдерживаться, начнет подбирать слова, чтобы поберечь его эго, хотя, в сущности, Шамраю действительно было все равно. Он не врал ей и не приукрашивал свои ощущения. Реймана для него теперь не существовало. Пусть Реня выскажется прямо в двух-трех фразах и не портит матери нервы пространными объяснениями.

— Мы с Вадимом встречаемся, — начала Регина.

— Я это поняла, — кивнула Елена Ивановна и странно глянула на дочь, пробежавшись по ней взглядом с головы до ног.

— Мама, нет, я не беременна, — сдержанно рассмеялась она, поняв стоящий в глазах матери вопрос.

— Тогда что случилось? Регина, не томи. Рассказывай.