Агония - Оксана Сергеева (2018)

После того как Света и Алиса ушли, Регина позвонила матери. Она коротко сообщила, что приедет и будет не одна, а потом еще минут пятнадцать успокаивала ее волнение. Столь поздний звонок и неожиданный приезд очень встревожили Елену Ивановну. Обычно дочь предупреждала заранее — за день или два, а не за несколько часов.

— Все нормально? — входя в темную спальню, спросил Вадим.

— Да, нормально, — бесцветно ответила Реня и отдала ему телефон. Потянулась, чтобы включить ночник, но отняла руку. Понимала, что глупо бояться электричества, но после удара электрошокером боялась.

Подобной боли она не знала. Эта боль совершенно другая по ощущениям. Словно все нервные окончания стянулись в одну точку и взорвались, отключив на какое-то время ее сознание. Именно эти воспоминания заставляли одергивать руку от любого электроприбора.

— Что мама сказала? — Включив ночник, Вадим уселся на кровать.

— Сказала, что завтра дома целый день. Будет нас ждать, — прошептала Регина, чувствуя странный нервный озноб. Будто сейчас произойдет какое-то действие, от которого ей нужно защититься, но она не сумеет.

Свою нервную силу Чарушина решила пустить в движение. Сняв с себя кофту Вадима, в которую до сих пор куталась, она долго и тщательно ее складывала. Потом, откинув за спину еще влажные волосы, пробежала по комнате растерянным взглядом, словно ища, чем заняться, только бы не плакать.

С отчаянием она поняла, что безуспешно оттягивает свои слезы. Пока рядом находились Алиска и Светка, это получалось легко.

— Ты как себя чувствуешь? — спросил Шамрай, заметив, как тяжело Регина двигалась. Казалось, в матовом свете настенного светильника лицо ее побелело еще больше.

— Нормально. Я не стала ничего говорить маме по телефону.

— И правильно. Зачем? Чтобы она ночь не спала? Завтра разгребем с утра кое-какие дела, купим тебе новый телефон и поедем. Побудешь с мамой. Я не хочу, чтобы тебя сейчас дергали, а там тебе будет спокойней.

— Надолго? — спросила она, глядя куда-то поверх его головы.

— Посмотрим. Как все успокоится.

— Хорошо. Только сначала мне нужно будет заехать домой.

— Заедем.

Вадим замолчал, понимая: нужно сказать ей что-то еще. Может быть, обнадеживающее, нежное, успокаивающее. Но в голове ничего не вязалось, и слова он заменил движением. Притянул к себе. Обнял. Как не обнимал еще сегодня, да и, наверное, ни разу в жизни.

Ее плечи бессильно дрогнули, и Регина обмякла в его руках.

— Кофта новая, джинсы новые… — Стала плакать, давясь слезами и словами. Давясь воздухом, который пыталась вдохнуть глубже, чтобы успокоиться.

— Реня… — Он шептал ее имя и больше ничего не мог сказать. Чувствовал ее боль, страх, растерянность, и от этого всего у него безвольно замирало сердце.

— Гадство какое… первый раз надела…

Он прижимал ее к себе, целовал лицо, Реня что-то говорила, но Вадим разбирал лишь отдельные слова, не имевшие между собой, казалось, никакой связи.

Она все про свитер, модный серый, который первый раз надела…

Господи, какой свитер!

Думал, Рейман убил ее. Все нутро насквозь прошило этой мыслью, когда увидел его бесноватую сумасшедшую улыбку. Нечеловеческое на лице удовольствие. И кровь… На руках. На рубашке. На белом полу — алые капли. А потом Регину, лежащую на диване…

Помнил только свой первый удар, который пришелся Рейману в горло. С четким расчетом и бешеной силой, на какую только был способен, чтобы ублюдок рухнул, корчась и задыхаясь от боли. Практически проглотив свой кадык…

Помнил, как бросился к Рене. Звал ее, трогал, пытался привести в себя. Она лежала на диване. Полураздетая, тихая. У самого руки так горели, что ее кожа показалась чересчур холодной. Пытался нащупать пульс или услышать стук сердца, но почему-то не смог, и каплю разумности, которую в тот момент еще сохранял, смыло волной угольно-черной ярости. Снова бросился к Владу, но уже себя не помнил…