Если о нас узнают - Кейл Дитрих, Софи Гонзалес

Я закрываю глаза на секунду и стараюсь прийти в себя. Если огрызнусь в ответ, то спор будет продолжаться и продолжаться.

– Может, мы и не можем покинуть отель, – говорю я, открывая бутылку, – но мы можем повеселиться здесь. Плюс Chorus платит.

– Я в деле, – говорит Энджел. – Даже не было сомнений.

– Ты уверен? – спрашивает Джон.

Чтобы ответить ему, я поднимаю открытую бутылку и делаю глоток.

О боже мой. Это было ошибкой.

Горло горит.

Я кашляю, все остальные смеются надо мной, пока я бью себя в грудь, чтобы остановить жжение.

– Вот, – говорит Рубен, хватая банку диетической колы из мини-холодильника и наливая ее в два стакана.

Затем он берет у меня бутылку Fireball и выливает то, что осталось, в чашку, прежде чем вернуть ее.

Я делаю глоток. Все еще чувствую вкус виски, но уже далеко не такой горький, как раньше. Сейчас правда вкусно.

– Лучше? – спрашивает он, делая глоток.

– Намного.

– Замечательная попытка взять на себя ответственность, – говорит он. – Я даже напугался.

– Не ври.

– Хорошо, не совсем, но ты такой милый, когда пытаешься командовать.

Я ухмыляюсь, уже немного опьянев.

– И я в деле, – говорит Джон. – Не смогу справиться с этим трезвым.

– Аминь, – говорит Энджел.

– Кто бы мог подумать, – говорит Рубен, начиная массировать мою макушку. – Нам нужно было поссориться, чтобы они поладили.

– Может быть, следовало сделать это раньше.

– Ты, – говорит Энджел, указывая на меня, прежде чем сделать глоток водки. Он пьет ее как воду, – перестань быть милашкой и включи музыку.

– Будет сделано.

Я загружаю Spotify. Я слушал сборник B-sides из раритетов одной из моих любимых групп, которую никто особо и не знал. Чего я хочу, так это песен, под которые мы могли бы выпить и под которые мы забудем обо всем. В итоге я выбираю гиперпопсовую песню, которую, как я знаю, любит Энджел. Нажимаю кнопку воспроизведения.

– Хороший выбор, – говорит Энджел, начиная подпрыгивать. – Похоже, у тебя хороший вкус.

– Ха.

Рубен садится рядом со мной.

– Кстати, ты проиграл, – говорит он, понизив голос.

– Почему?

– Ты все еще милашка.

Я притворяюсь, что вытираю слезы, потому что я почти уверен, что по закону должен это делать всякий раз, когда кто-то говорит комплименты, хотя я чувствую тепло внутри.

И все же это приятно.

Мы все пьяны.

Оказывается, Fireball очень крепкий.

Мы с Рубеном сидим на полу у кровати с вытянутыми ногами, наши руки переплетены. Энджел в ванной, его рвет. Я так пьян, что едва слышу этот ужасный звук из-за музыки и звона в ушах. Джон лежит рядом с Рубеном, его глаза закрыты, голова запрокинута на край кровати.

Комната постоянно покачивается, а зрение расплывается.

– Ты в порядке? – спрашивает Рубен, а затем смеется. – Я в… дрова.

Я улыбаюсь. Где бы Рубен ни напивался, он всегда рассказывает об этом людям.

– Я в порядке. Просто пьян.

– Боже, я тоже. Типа, я никакущий. – Он поднимает мою руку и целует тыльную сторону.

Песня меняется на медленную. Свет в комнате выключен, и все вокруг сине-черное и кружится. О! Я знаю эту песню. Она сексуальная. Песни могут быть сексуальными. Песни Saturday славные, но иногда я люблю и такие послушать. Песни, которые о сексе или о чем-то еще. Может, я мог бы написать песню о сексе. Хотя, возможно, было бы неловко передавать это Джеффу. Типа, вот, смотри, это мои мысли о том, каково переспать с парнем, надеюсь, тебе понравится.

Кстати говоря, Рубен рядом со мной.

– Надо вернуться в мою комнату, – говорю я, хлопая его по носу. – Я хочу спать.

Мы никогда раньше не спали в одной постели, и, черт возьми, не могу поверить, что я только что пригласил его к себе.

– Я не хочу спать, но согласен пойти к тебе.

В ванной Энджела снова тошнит. Мерзость.